Виктор Гвор - Другие семь дней

— Распустил ты своих орлов, Юлдаш, — укоризненно говорил русский, — не похоже на тебя! Возьмут, да снимут снова. А с наркома уходить, сам понимаешь…

— А-а-а… — махнул рукой узбек, — Понимаю все. Только не Юлдаш распустил. Юлдаш с конца февраля наркомовский кабинет заселил! И то, какой нарком из меня?! Знаешь, как у нас делается? Товарищ Сталин сказал национальные кадры двигать! Правильно сказал! Тогда что узбеки делают? Да узбека главным ставят. Неважно, понимает, не понимает. Главное — узбек. А заместителем русского. Специалиста. Чтобы он все делал, а узбек в кабинете сидел! И умный вид делал.

Едва заметный акцент вместе с необычным для русского уха построением фраз придавал речи наркома легкий колорит. И волновался узбек не в пример красочнее:

— Что выходит? Хорошо выходит. Кадры выдвигаются, и дело есть, кому делать. А что кадр — акмок тупой, кого это волнует? Он же узбек!

— Ну, ты ж не тупой акмок! — возразил альпинист. — Я же знаю!

— Откуда знаешь? — улыбнулся Юлдаш, вроде как успокоившись. — У меня другой случай. Мой заместитель очень хочет наверх идти. Не в Ташкенте, в Москве служить хочет. Понимаешь? По Красной площади ходить, на Лубянке в кабинете сидеть. Вот план и гонит. Уже с соседями «взаимопомощь» наладил! Если Юлдаш Бабаджанов — тупой акмок, значит работает кто? Капитан Алексеев работает. А когда неправильно случится, нарком виноват! Знаешь, сколько я его дел заворачиваю? Три из четырех! Совсем глупые дела! Знаешь, что он иновременцам твоим писал?

— Шпионаж в пользу Китая? — предположил русский. — Самый беспроигрышный вариант.

— Нет, Сережа, — улыбнулся Бабаджанов, — недооцениваешь ты капитана. Шпионаж, само собой, за юани и американские доллары. Но еще подготовку покушения на Генерального Секретаря! Твои друзья — оппортунисты из будущего! Они задумали убить товарища Сталина ударом ледоруба в месть за Троцкого! Для этого организовали временной катаклизм и взяли с собой ледорубы особо эффективной конструкции.

— А я по простоте душевной думал: такая форма, чтобы по льду лазить, — засмеялся Сергей.

— Зря думал. Не проявил ты, товарищ Усольцев, пролетарской бдительности, — сказал нарком с совершенно серьезным видом. — И как тебе такая версия?

— Бред! Что мешает его просто уволить? Или в Москве поддержка?

— Это для тебя бред. Ты все видел и сам с иновременцами говорил! А для столицы, его бред не бред. Хоть и перестарался капитан. Никогда с переносами по времени дела не имел. Обычно на его отчеты в Москве хорошо смотрят. Приговоры по стране сотнями идут! Каждое дело не проверишь. А снять… Пока Москва приказ не завизирует, я с ним могу за кошем присесть. А рапорт подам на несоответствие — сразу жалоба пойдет, мол, товарищ Бабаджанов ведет националистическую линию и зажимает русские кадры. И Курамин вспомнят, и Социал-Туранскую Партию, и жену — байскую дочку…

— Погоди, Гузаль от семьи еще в двадцать втором отказалась! — воскликнул Усольцев. — Вместе же басмачей в Гурлене рубали! У нее партстажа пятнадцать лет! И награда!

— Ай, не смеши! Награды — да, партстаж — да, а происхождение — из баев! Социально чуждое! Ты вспомни Курамин! Если бы не твоя идея сбежать в Испанию от этого батыра худосочного…

— И что, так и будешь терпеть урода? — возмутился Сергей. — Сколько он невинных людей посадил? Выходи на Меркулова, разъясняй ситуацию! Времена нынче не ежовские! В Москве разберутся.

— Зачем терпеть? — на губах наркома заиграла злорадная усмешка. — Алексеев большую глупость сделал. Прямой приказ товарища Берия нарушил! За который лично подпись ставил. Товарищ Берия писал: иновременников как гостей принимать, в Москву везти! А капитан товарищей из будущего у соседей забрал, в тюрьме держал, допросы невежливо вел. Вредительство это. Значит, он не чекист, а враг, прокравшийся в органы! А товарищ Бабаджанов — бдительный нарком. Врага арестовал. Пособников арестовал. Всю сеть разоблачил! Ай, хорошо получается!

Юлдаш мечтательно причмокнул. Потом встал, прошелся по кабинету, внимательно посмотрел:

— Но есть один нюанс, — акцент испарился из речи наркома. — Эти люди должны доехать до Москвы целыми и невредимыми. Лично до товарища Берии. Без них дело развалится, хватит капитану связей. Но выделить своих в охрану я не могу. Мало своих. Да и есть определенные сложности. А потому у меня к тебе просьба.

— До Москвы сопроводить? Без вопросов, — кивнул Усольцев, ожидавший подобного.

— Я вас литерным отправляю, — обрадовано продолжил нарком. — С предсовмина согласовал уже. За двое суток домчите. В поезде охрана есть, но… Люди вроде мои. А может и Алексеева. Никому верить нельзя. Оружие есть?

— Мой табельный.

Бабаджанов покачал головой:

— Мало. Выдам под твою ответственность четыре «Нагана». Только сам понимаешь…

Усольцев кивнул.

— Если что, нам всем проще застрелиться будет.

Нарком быстро заполнил какой-то бланк и сказал:

— Иди в оружейку. Получишь, пока документы готовят. И… удачи тебе, Сережа!

— И тебе, Юлдаш, — ответил Усольцев. — Она тебе нужнее. Но пасаран, камарад!

Полевой аэродром «Маяки» был одной из сотен разбросанных по всей территории страны площадок, которые в мирное время служат крестьянам для выпаса скотины и заготовки сена. И только при чрезвычайных обстоятельствах на них вдруг появляются самолеты, времянки для летчиков и техников, импровизированные склады. И вот уже полк растворился, исчез со своего основного аэродрома и противнику придется приложить немалые усилия, чтобы найти его эскадрильи на новых местах. Обычно такое действие означает одно — ожидается война. И, похоже, десять дней назад, когда пятьдесят пятый истребительный перебазировали сюда, так и было. Потом полк вообще разбросали по нескольким площадкам, а в Маяках осталась только их третья эскадрилья и часть первой. Летали при первой же появившейся возможности, готовясь ко всему. А потом было двадцать второе и вместо ожидавшейся войны наступило что-то совершенно непонятное. Приказы из Одессы вообще ничего не объясняли. Выступление товарища Молотова, если подумать, тоже. Будущее, империалисты вокруг, опередившие нас на семьдесят лет, чудеса техники — все это как-то не осознавалось, как реальность. Даже естественная при повышенной боеготовности отмена увольнительных не так тяготила, как полная непонятность происходящего. Хотя, если признаться, увольнительные те были совершенно и ни к чему. Куда ходить с полевого аэродрома? В Бельцах еще можно найти некоторые развлечения, уцелевшие от притеснений представителей властей боярской Румынии. Кинотеатр, к примеру. Или девушки… Хотя тут допущена неточность, непростительная профессиональному авиатору! Девушки присутствовали и в поле. Черноглазые молдаванки с охотой улыбались молодому (недавно из училища!) младшему лейтенанту. И улыбки те обещали многое и при большом желании — даже без увольнительной…