Инна Лёвина - Изгнанница

Правда, на репетициях все у меня получалось, и Нерсален не только не ругал меня, а, наоборот, одобрительно кивал. Сначала мы занимались с Нерсаленом вдвоем, потом добавился танцор, исполняющий роль командора. Декорации уже были готовы - они тоже были немного другими по сравнению с прежней, нашей постановкой. И я показывала воинам путь в горах, спасая целое королевство...

Все оказалось не так уж просто, но и не чересчур сложно. Нерсален требовал, чтобы все его идеи воплощались с точностью до малейшего жеста. Пожалуй, мне это даже нравилось - хорошо, когда постановщик точно знает, чего хочет. Вот Архшим иногда говорил на репетициях: "А попробуйте-ка сделать вот так... Нет, не надо - лучше вот этак..." А тут все было ясно и определенно. Но взыскивал с нас Нерсален очень строго, мы должны были точь-в-точь танцевать так, как он показывал.

Я очень уставала на репетициях, хотя нашу сцену он проходил всего два раза в неделю и недолго. Командора танцевал Тильминк Смарг. Он был очень знаменит, когда он выступал, ему всегда бурно аплодировали, вызывали на бис. Сначала девочки о нем расспрашивали - добрый он или заносчивый, спокойный или капризный. По-моему, он был довольно спокойный и доброжелательный, правда, после репетиций Смарг со мной не общался, просто кивал дружелюбно на прощание, и все. Но это и понятно - никогда настоящий артист не станет просто так разговаривать с ученицей, только по делу. Так я им и сказала, и через две или три недели они оставили меня в покое.

Репетировали мы, в главном зале актерского флигеля, который был в точности как зал Театра - большая сцена, кулисы, одно отличие - мест для зрителей почти не было - всего два ряда. Это если в день спектакля в Театре, а так - на сцене. Звучала арфа, рожок и челеста, командор танцевал великолепно; Нерсален, если нужно было кого-то из нас поправить, как нужно танцевать. У него красивые и "экономные" движения, каждое - закончено, четко и выразительно.

Мне ужасно нравились наши репетиции, и как танцует Смарг, и как Нерсален добивается того, чтобы мы воплотили видимые пока только ему картины. Но сам Театр был мне безразличен. Ничего не восхищало в нем - ни бархатные кресла зала, тонущего в темноте и скрывающего в себе будущее спектакля - успех или провал; ни позолоченные колонны, ни удивительный запах - декораций, пыли, угощений из буфета, дамских духов... Это было место моей учебы и моего труда, вот и все...

В шестой день последней четверти луны, когда все почти разошлись по домам, госпожа Нилль велела нам ложиться спать без нее - ей хотелось пойти посмотреть спектакль, а заканчивался он поздно. Дарлина встала на стул, прикрутила свет в газовом рожке, и ровно в десять мы легли спать.

Ночью я внезапно проснулась. Какое-то странное чувство - так тоскливо, что хотелось плакать. Еще отчего-то чувствовалась удивительная легкость, как будто я не человек, а бесплотный дух, и могу взлететь... и нестись над ночным городом, над безлюдными улицами... И ужасно, невыносимо хотелось пить - не так, как обычно чувствуешь жажду. Казалось, если не выпить сейчас хоть глоточек, то просто умрешь.

Я надела длинную кофту и вышла из спальни. В конце коридора стоял столик, на нем, как обычно, графин с водой. Тускло горел, изредка потрескивая, единственный на этаж газовый рожок. Тут мне вспомнилось, как я ходила по училищу, чтобы понять, почему пропадают люди. Тогда мне было жутковато в пустых, полутемных коридорах. А сейчас появилось какое-то другое, особенное ощущение... которое я не смогу объяснить... И тишина не такая, как всегда - не сонное молчание окон и стен, а как будто повсюду затаились тысячи невидимых существ, и если вслушаться, то около уха защекочет их дыханье, перешептывание и хихиканье.

Ноги холодил сквозняк, но не такой неприятно-холодный, как в ту ночь, а скорее похожий на весенний ветерок. И еще, как ни удивительно, мне показалось, что откуда-то пахнет крокусами. Хотя, конечно, ничего такого быть не могло, ведь сейчас зима. "Что-то необычное происходит", - подумала я.

И тут мне показалось, что на лестнице виден свет - неяркий, непохожий на огонь в светильниках. Я дошла до конца коридора, выпила воды (жажда не прошла, но это как будто была и не жажда, а что-то иное, какое-то непонятное чувство) и начала спускаться вниз. Что-то странное, необычное, нездешнее было во всем: в гуляющем у ног ветерке, в четких лунных полосах на подоконниках, в запахе неизвестно откуда взявшихся крокусов...

На лестнице не было света, только слабые отсветы от газовых рожков из коридоров, да еще лунные полосы из окон. Но я же видела, горел рожок или свеча... И тут я заметила, что лестница внизу освещена чуть-чуть ярче. Я спустила на первый этаж, но тихое сияние шло не оттуда. Значит, нужно идти дальше, вниз. Удивительно - откуда там взяться свету? Там, внизу, ничего нет - подвал, и все.

И тут пришла внезапная мысль - вдруг те, кто пропадал из училища, видели и чувствовали то же, что и я: радость, защищенность, тайну, которая должна вот-вот возникнуть рядом или за каким-нибудь поворотом... Но, хотя я и понимала, что это все может оказаться западней, все равно было совсем не страшно. Чем бы ЭТО не было, оно не может быть злым или опасным. Когда я спустилась до самых последних ступенек, то заметила, что подвал заперт, а рядом с ним - узкий коридорчик. Из него-то и льется далекий, чудесный свет.

Никогда не видела этого коридорчика, правда, я и к подвалу раньше не спускалась. Куда, интересно, он ведет... надо исследовать... Сначала проход шел прямо, потом свернул. Затем - спуск по маленькой лесенке в три ступеньки, потом - снова надо свернуть. Я никак не могла определить, куда же ведет этот коридор. И еще непонятно было - откуда здесь освещение. Нигде не горели ни газовые рожки, ни свечи. И, что бы это ни было, источник света постоянно находился где-то впереди. Сколько ни шла, я все время переходила из тени в свет. И вот, наконец, ход закончился. Но все равно я по-прежнему стояла в тени. А впереди было разлито золотое, слепящее глаза сияние.

В этом месте, кроме запаха цветов, чувствовался еще другой, знакомый запах. Передо мной рядами стояли кресла, с овальными спинками, пурпурной бархатной обивкой. А дальше - все светлее и светлее, и, наконец, сцена. Значит, это был тайный ход в Театр!

Снова Театр..., но никакого разочарования в душе не было, разве что на одно мгновенье, ведь я ведь ожидала чего-то... волшебного... Но нет, не разочарование, а изумление, только это чувство и осталось, потому что я увидела внезапно Театр как будто другими глазами... или как будто на мне все время были надеты темные очки, а сейчас их сняли. Все казалось необыкновенным, праздничным, причастным к особой, волшебной и таинственной жизни.

А дальше произошло неожиданное: на сцену вдруг вышли актеры - в балетных костюмах, но немного непривычных, как танцевали лет тридцать назад, и с прическами, модными в прошлом веке. Заиграла нежная, томительно-прекрасная музыка, и начался балет... Ничего подобного я не видела никогда, ни на каком спектакле. Ведь они танцевали не так, как обычно танцуют наши актеры... и я никого не узнавала, хотя, пробираясь иногда за кулисы или сидя в ученической ложе, пересмотрела столько постановок... Всех артистов нашего Театра я знала, но сейчас не узнавала никого. И почему они репетируют ночью, промелькнула мысль.