Константин Дадов - Судьба братьев

В единственной комнате стоял грубый стол, в углу был очаг сложенный из камней, а на стене висела книжная полка, на которой стояло три потрепанных книги. Это была первая библиотека, которую Денис видел в этом мере, конечно он не посещал крупных городских библиотек, и не был в домах богачей, но тем не мение, это произвело странное впечатление, которое порадило неуверенность.

Рядом с очагом валялся чугунный котел, из которого высыпались нарезанные овощи и две птичьи ножки. Не было там человеческого мяса, которое по слухам, предпочитали людоеды.

Денису показалось, что пелена упала с глаз, он обвел взглядом весь дом, и увидел обычное жилище, ни чем не отличающееся от домов бедняков, на которые он насмотрелся в множестве деревень, мимо которых проходил отряд. Взгляд упал на людоедшу, и Дэн увидел не жестокое чудовище, а испуганную женщину, которая всеми силами пыталась защитить ребенка.

В последний момент, взгляды Дениса и людоедши встретились, в ее глазах горело отчаяние, которое было сдобрено ненавистью и безисходностью.

Она кинулась на ближайшего гвардейца, рыча как кошка, и напоминая загнанную в угол крысу. Воздух разрезал клинок меча, и женщина вздрогнув, обмякла, из ее ослабевших рук выпало оружие, а пол залила алая кровь.

Ребенок истерично закричал, и попытался проскочить мимо двух гвардейцев, но один из них ударил малыша сапогом, с со смехом назвал того "крысеныш". Его товарищ нанес последний удар, прекратив раздражающий его крик.

Денис не помнил, как вышел из дома, он не бежал, его шаг был ровным и уверенным, но в глазах весь мир окрасился в красные тона. Всгляд лихорадочно метался из стороны в сторону, пытаясь спрятаться от реальности, но везде было одно и то же.

Вот лежит группа мужчин, вооруженных мотыгами и дубинками, их расстреляли из коротких луков, во дворе покосившегося дома лежит старик, его руки продолжают сжимать ржавый топор, а голова держится на нескольких лоскутах кожи. Неподалеку, среди грядок с овощами, вежит тело старухи, ее голова покоится среди кочанов капусты. Два мужчины лежат на пороге дома, полыхающего языками огня, из окна висит тело женщины, из груди которой торчит древко стрелы.

Денис не видел лиц, он не разбирал расы, для него это были обычные люди, на которых напали бандиты, и он был одним из этих бандитов. К горлу подкатывала тошнота, встречающиеся тела были ужасно изуродованы, как будто их убийце было мало просто убить, но хотелось еще и унизить мертвого. У одного из домов завыла собака, это был скорбный долгий вой, который проникал в саму душу, разрывая ее на части. К счастью, вскоре собака замолчала, вероятно ее убил один из гвардейцев.

У ворот стоял маленький отряд из десяти всадников, которые не учавствовали в сражении, их лица были перекошены от отвращения, а лицо принца вообще напоминало скульптуру из белого мрамора. За несколько шагов до всадников, Дениса скрутил рвотный позыв. Он упал на колени, и его вырвало, вскоре желудок опустел, но рвотный рефлекс не давал даже поднять голову.

Кто то положил на плечо руку, поднес к губам флягу с водой, два гвардуйца помогли встать. Они старались не смотреть друг другу в глаза, каждый чувствовал неправильность всей ситуации, и над каждым ощущался груз вины.

Из деревни стали возвращаться гвардейцы, некоторые из них не отличались от Дениса, и только сила воли не давала им последовать примеру "героя", остальные же еще не поняли всего произошедшего, и смеясь делились историями о том, как легко они разбирались со "свирепыми" людоедами.

На обратном пути больше молчали, молодые воины так и не поняли, что им противостояли не настоящие воины, а старики женщины и дети, причем при расспросах, никто не мог сказать, что видел человеческие кости, или мясо, которое принадлежало бы, не домашнему скоту.

Отряд разделился на две группы, в одной из них шли оживленные беседы, слышались шутки и военные песни, в другой царила тишина, которую нарушал только топот копыт да фырканье лошадей. все уже успели справиться с первым шоком, и теперь внешне выглядели спокойно, но на душе каждого из них, тяжким грозом повисла вина за содееное. Ведь одно дело убивать бандитов, или сражаться на войне, и совсем другое, вырезать целую деревню беззащитных жителей, чья вина лишь в том, что они родились не той расы. Конечно, можно себя утешать тем, что людоеды могли быть именно теми жестокими монстрами, о которых рассказывают сказки, но даже те люди, у которых спрашивали гвардейцы, не могли вспомнить ни одного случая, когда людоеды нападали на деревню и утаскивали убитых. Да и убитых было всего трое или четверо.

- кхм. - неуверенно нарушил тишину Вили, привлекая к себе внимание. Они ехали той же четверкой, что и раньше, в плотном кольце стражи. - я хочу попросить, что бы никто не рассказывал о том, что произошло в деревне людоедов, это должно остаться только между нами.

Все окружающие молча кивнули, и только один гвардеец спросил, покосившись на веселящихся товарищей.

- а если они расскажут?

- они рассказут о том, как мы сражались я яростными монстрами, у которых было по четыре руки а рост превышал три метра, так что после их историй, нас будут восхвалять как героев. - ответил Вили, выдавая свои эмоции только судорожным вздохом.

Перед тем, как покинуть деревню, гвардейцы стащили все тела в один из домов, после чего подожгли его, навсегда скрывая следы своего позора. Так что теперь, если кто то вдруг заедит в деревню, все что он найдет, это груду обгорелых костей, среди обгорелых останков дома.

В поселении, в котором осталась ждать возвращения отряда Лена, устроили целый праздник в честь избавления от людоедов. Люди зажарили аж двух быков, достали из погребов домашнее вино, на главной улице развели огромный костер, а трактирщик обеспечил крепкие напитки.

Принц произнес пец, поднимая первый бокал, затем было благодарственное обращение от лица жителей селения, ав самый разгар празднования, начались танцы.

Денис с друзьями покинули веселящихся раньше всех, они захватили несколько кувшинов вина, и засели в самой отдаленной комнате трактира.

- выпьем за то, что бы больше не приходилось искать оправдания нашим поступкам. - произнес Том, подняв первую кружку.

Денису хотелось напиться, что бы забыть обо всем, об убитых его рукой, о пропавшем брате, да и о том, что он застрял в диком и жестоком мире, в котором положено сначала рубить голову, а уже затем задавать вопросы. Конечно это был не выход, и проблемы вернутся вместе с головной болью, но так хотелось верить, что очередная чаша вина облегчит боль.

Шум праздника доносился даже сквозь наглухо закрытые ставни, а единственная всеча, которая освещала комнату, наталкивала на воспоминания о сектантах и революционерах, которые так же предпочитали сидеть вдали от солнечного света.