Наталья Норд - ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

431 год от подписания Хартии. (сезон осени).

В четвертую четверть месяца Дарителя, в самую слякотную пору, когда небо было подобно серой могильной плите, в ворота постоялого двора Бурчи постучался прохожий. Бурча неохотно вывалился во двор, прошлёпал до калитки, передёрнулся от дождевых брызг, оставляющих тёмные пятна на рубахе и махнул вышибале, чтоб был за спиной. Всякого шаталого люда Бурча опасался, поэтому окошко в калитке открывал крошечной щёлочкой: бывало, что неосторожному хозяину тыкали чем ни попадя в глаз, а то и разносили полголовы арбалетным болтом.

Постоялый двор и корчму Бурча построил за городскими воротами из предприимчивости - хоть и опасно было, но прибыльно. Оно, конечно, беспокоили бродяги и окаянники, но на закате единственный вход в Коксеаф запирался стражей, и желающим попасть внутрь оставалось или устроиться на ночь в кустах под городской стеной, сэкономив постоялое, или раскошелиться на теплое место у очага Бурчи.

В такое время постояльцев было немного, зато в самый сезон в город с побережья везли свежую рыбу в бочках (Коксеаф отстоял от моря на три десятка столбов, чтобы город не беспокоили разрушительные западные ветра), и те, кто не успевал до заката пройти осмотр на въезде, оставались ночевать на постоялом дворе. Иногда сюда же прибегали по темноте ушлые мальчишки в поисках заработка, покупали на пяток медяков с дюжину завёрнутых в мокрую с уксусом холстину рыбин и спешили назад через им только известные лазейки в стене, чтоб на рассвете продать рыбу, уже по два медяка каждую, кухаркам в дома побогаче.

Вечер выдался беспокойный. Бурча сам ходил встречать гостей к калитке. Последняя бочка въехала в город с час назад, и, по словам рыботорговцев, оставила позади две перегруженных телеги, увязшие по бездорожью. Бурча колебался, посылать ли на подмогу племянников, или не стоит, и если посылать, то сколько запросить за услугу.

Стучали негромко, глуховато как-то, словно рукой в рукавице. Так и есть. Бурча потянул на себя слегка окошко, а стоявший за калиткой махнул рукой в пустоту, дернулся и привалился к забору. Бурча, уже не страшась, открыл воротца, разглядывая пришлого.

Охотник. Вроде не раненый, но измученный. Стоял он на дрожащих ногах, развернув ступни внутрь. Охотники косолапо проходили большие расстояния, считая, что от большого пальца быстрее устаёт вся нога. Молодой или просто моложавый, не поймёшь, в лесу люди стареют медленнее, питаясь силой земли. Такой через пару десятков лет осядет, найдёт жену по душе, родит сына и передаст ему секреты, или родит дочь и отправит ее в ученицы в Пятихрамье - охотиться женщине тяжело, она истощается быстрее, не физически, но внутренне, Домом, как говорят саги. Дочь его станет лечить, а может, станет женой такого же охотника и будет 'ведать Домом', а может, накопленная отцом за время скитании сила развернётся в ней, и будет она одной из толковательниц или сагинь.

В юности Бурча мечтал стать охотником. Ему казалось, что нет судьбы лучше, чем вольным бродить по лесам, оставаться наедине с их силой, бить зверей и спасать людей от страшных бесовских тварей, которых и в его время было не мало. На постоялом дворе отца в сырых бухтах севернее Коровьего Ряда охотники останавливались часто, торговали шкурками. Холода там наступали рано, и селяне шили одежду из меха и даже перевязывали сапоги замшевыми ремешками, подражая охотникам. Только куда им было знать секреты лесных бродяг? Каждый шнурок завязан со значением, важно на какой ноге, куда смотрят узелки, нашиты ли бусины - знаки выдающихся трофеев, и сведущий может даже прочитать, кто из охотников освидетельствовал какое отличие. Целая наука.

Ещё подростком Бурча выяснил, что ходить по лесам ему не дано. Отцовская кровь дала о себе знать, и за пару лет из щуплого паренька он превратился в кряжистого мужика. Охотник должен быть лёгким, чтобы на земле не оставлять следов и не продираться через заросли, цепляясь могучими плечами. Лёгким, но жилистым, таким, как этот.

― Десять медяков за постой, два медяка за ужин, ― кинул Бурча, разглядывая гостя.

Тот кивнул, оторвался от забора и поплёлся к дому, сдирая перчатки, расстёгивая плащ синеватыми дрожащими пальцами. А на крыльце, собрав последние силы, бдительно оглядел двор, забор, постройки, кинул тусклый взгляд в темнеющее небо. Охотник, усмехнулся про себя Бурча. Годы спустя он совсем не жалел, что, что переняв дело отца, отказался от детской мечты. Бурча любил свое дело, душу в него вкладывал, всю семью с дальними родственниками пристроил, окрест Коксеафа слыл лучшим корчмарем, а все, чего хотел - так это жить, не боясь нищей старости, детей растить, помогать родичам, видеть, как процветает его дом, и все в нем стоят твёрдо на земле. А про то узнать, как за горами живут, он и так может. От таких вот бедолаг, которым дома не сидится.

Войдя в сени, Бурча увидел, что гость маячит в проходе, опершись о дверной косяк. Бурча подхватил его под плечо и почти волоком втянул направо, где в натопленном зале уже храпело с десяток торговцев рыбой. Охотник взглядом поблагодарил за помощь, уселся на скамью и полез в кошелёк на поясе. Достал серебрушку, пробормотал:

― Воды горячей, одежду постирать, посушить и ... что на ужин?

― Рыба, овощи. Пиво, медовуха.

― Молока бы. Кувшинчик.

― Да хоть четыре, корова недавно доена. Перец, мёд?

― Я сам, ― качнул головой гость. ― Принеси только горячим.

― Сам так сам, ― Бурча спрятал в карман серебрушки, пожевал губами. ― Сколько дней стоять будешь, адман ...?

― Сегред, - представился охотник. В тепле ему заметно полегчало. Он поднялся со скамьи, стянул и стал сворачивать тяжёлый плащ.

― Адман Сегред, позволь?

Охотник на миг заколебался, но всё же отдал Бурче плащ, весь в засохшей корке рыжей глины, потом протянул ещё тяжёлый кожаный сверток с меховым одеялом.

Бурча одобрительно хмыкнул, оценив добротный плащ сырого сукна:

― Не боись, сам в порядок приведу.

Сегред не раздумывая добавил ещё серебрушку. Без плаща и теплого одеяла охотнику в лесу никак, а прачкам такое не отдашь - испортят.

― Масла ещё коровьего, топленого.

Бурча кивнул. Ушёл заниматься плащом и одеялом, выполнить нехитрый заказ гостя послал младшую дочь. Та на бегу привычной скороговоркой разъяснила гостю, где и что располагалось на немаленьком подворье Бурчи.

После трех семидневов в лесу Сегред с трудом отыскал в мешке рубаху и штаны на смену. Сапоги не поленился - вымыл во дворе дождевой водой из бочки, переобувшись в легкие каньги. Моток сырой одежды он понес в пристройку, где грелась вода для купания и несколько женщин за пять медяков стирали желающим. Охотник постоял на входе в банную, наслаждаясь шумом, теплым паром и живыми человеческими голосами.