Наталья Норд - ремя Вспомнить. Хроники Метрополии. Часть 1

В Пятихрамии Четырех Сел все, казалось, шло по-старому. Снег стаял рано, и в хорошую погоду Лелея не разрешала ученикам рассиживаться по спальням во время отдыха, выгоняя всех в сад, а сама втыкала по углам комнат едкие благовония, отгоняющие мертвое.

Как бы там толковательница не жаловалось на лень учеников, но труда на подворье доставалось всем, да и учеба легкостью не баловала. Тем, кто постарше, таким как Брий, Кара, Мейри и Нумет, полагалось еще помогать сагам в приеме посетителей. Все четверо, как на подбор, были очень хороши в толковании, лечении и очищении. Кара, быть может, чуть больше тяготела к врачеванию, Нумет не вылезал из ближайшего охотничьего поселка, незаметно выросшего в лесу подле храмов, так и говорили, что при усердной боевой тренировке, будет он сам охотиться и молодых истребителей готовить. Брий хорошо видел в людях повреждения Дома - темные бляшки на ауре, еще чувствовал стихии, лечил домашнюю скотину, которая, как известно, живет по законам смешанным, наполовину питаясь энергией дома, в котором обитает, наполовину подчиняясь богам-хранителям животных. Мейри доставалось всего понемножку, но как не старался саг Берф скрыть ее способности, слухами полнилась земля, и за ее умением приезжали люди со всей Метрополии.

С тех пор, как уехали дед с бабкой, никто ничего о них не слышал. Саг, по просьбе ученицы, даже посылал запрос в столичный судебный документарий, но в ответе сказали только, что за голову отравителя адмана Вала объявлена награда в двести золотых. Странно, но по прошествии времени, Мейри вспоминала о дедушке и бабушке только хорошее. Мать она не помнила.

Учитель как-то вызвал ее на разговор, чтоб в душе девушки не таилась обида на родительницу, рассказал ей о законах Такшеара, о том, что дети принадлежали по ним до двадцатилетнего возраста отцу, и если и вправду муж Дарины был человеком жестоким, то мать, отдав девочку родичам, лишь пыталась ее защитить. Мейри кивала, соглашалась, а после на два дня ушла в лес. Берф больше не заводил разговоров на эту тему.

На праздник Равноденствия в Пятихрамье Четырех Сел съехались саги. Все, кто мог. Вот тогда ученики и почувствовали, как тяжко и горько приходилось прощаться с прошлым, как лихолетье меняет души людей, замыкает им сердца страхом и неуверенностью. Не было больше смеха, шуток и балагурства, дары в Богут опускали словно в последний раз, напряжение не отпускало даже во время молебна, и видно от того стихии не отзывались на призыв так, как прежде.

Вечером в Пятихрамье зажглись огни: костры, свечи на воде в пруду, факелы на стенах. Народ из окрестных сел, праздновавший, по законам храма, без хмельного, но с обильным угощением, потихоньку расходился по домам - праздник праздником, но день на селе начинался рано. Старшие ученики укладывали младших спать и, зевая, убирали со столов. Сегодня все ночевали в одной комнате, освободив спальни для гостей.

Саг Берф, отведя в сторонку одного из гостей, подозвал Мейри.

― Помнишь сага Флова из Предгорья? ― спросил Берф.

Мейри покачала головой.

― Три года назад я приезжал в Четыре Села с женщиной, искавшей свою дочь, ― напомнил Флов, крупный красноносый мужчина, говоривший с северным акцентом.

― Поясок, ― вспомнила Мейри, вопросительно вскинула глаза - саг отвел взгляд - помрачнела.

Так она и думала. Ничем хорошим та история закончиться не могла. Но если бы можно было помочь всем скорбящим от деяний бесовиков.

― Как все улягутся, приходи ко мне в комнату, надо потолковать втроем, ― попросил Берф ученицу.

Флов заперся с Берфом, Мейри, прихватив накидку, пришла как раз, когда саг Четырех Сел, растревоженный новостями, мерял комнату шагами.

― Расскажи ей, ― бросил Берф другу.

― Стоит ли? ― мягко спросил Флов.

― Говори, говори. Это девочка хоть и глупая, как сорока, кое в чем тебя и меня переплюнет.

Мейри подкатила глаза к потолку.

Саг прокашлялся и заговорил низким, чуть гудящим голосом. Рассказал в подробностях о смерти королевы в Пятихрамье Тай-Брела, о трех годах нарастающего напряжения, тревогах и приезде бесовиков, печальной судьбе трех из пяти королевских воспитанниц, одна из которых, якобы покончила с собой, другая бесследно исчезла, а третья, тело которой так и не нашли, была застигнута лавиной в горах, когда пыталась спастись в доме своей подруги.

― Все эти бабские слухи, ― горячился Флов. ― Королевская кровь! Надо ж такое выдумать. Мой отец много лет был наставником Магреты, Лукавый не мог стерпеть влияния жены при дворе и ее святости и терпения, из-за которых она была любима народом. Королеву отправили в монастырь. Отца моего изгнали. Семья наша переехала на запад, но после коронации Магрета забрала отца в столицу, часто нас навещала, пока вблизи ее резиденции не нашли место для Пятихрамия. Годы, пока она была молода, прошли у нас перед глазами. Не было в ее жизни ни мужчины, ни святого брака, такого она от нас не утаила бы; даже когда Сесана прочила малолетнего Терлея, прижитого ею от какого-то придворного, на королевский трон, мой отец толковал добытый шпионами волос мальчика - во всем был ей советником! Не было ничего! Магрета была, как открытая книга - читай, вопрошай! Слухи, слухи!

― Из-за этих слухов бесовики погубили трех невинных девушек...― с заметным усилием продолжил Флов.

― Нет, ― бросила Мейри. ― Одну. Еще одна была мертва, потом жива. Странно. А где же ваши толкователи? Отчего у них не спросите?

― Осталась одна старая Бриона, сагиня из Медебра. Она толкует плохо, мне вообще толковать отказалась.

― Две девы на Этой Стороне, я чувствую дрожание нитей их жизни, связанных с землей ваших мест.

Флов посмотрел на ученицу, потом перевел вопросительный взгляд на Берфа, тот пожал плечами.

― Они у вас в памяти, ― терпеливо пояснила Мейри. ― Где память, там - эфир, эфир хранит память лучше других стихий. Хотя, если желаете, спрошу еще раз.

Саг желал. Берф зажег свечу, принес глиняную чашу с водой, бросил туда горсть земли, поставил на подоконник открытого окна, склонил голову в поклоне, и ветерок легким порывом пустил рябь по поверхности чаши. Саг жестом пригласил Мейри и Флова подойти. Те опустили в воду кончики пальцев. Флов прикрыл глаза и воззвал к стихиям и образам. Мейри смотрела в сад, где по поверхности пруда еще плавали плошки с огоньками.

― Одна, ― повторила Мейри, вынимая руки из воды. ― Уже давно на Той Стороне. Зеленое платье.

Флов недоуменно посмотрел на друга. Тот привык разгадывать иносказательное и подсказал:

― Ты говорил, одна из них собиралась замуж?

― Верно, ― Флов задумался. ― Невеста. Несчастная Латия. А остальные?

Мейри со вздохом сунула пальцы в чашу.

― Сказала же, живы ваши принцессы, живы и здоровы, нити их жизней расплелись и переплелись с другими,― Мейри вдруг запнулась, но саги не обратили на это внимания, ― одна, правда, отмечена Той Стороной - и сейчас по краю ходит, вторая крепкая, как тетива, третья в безопасности, наслаждается материнством, муж ее как твердыня стоит над ней.