Тимофей Печёрин - Сердце Таэраны

— Сопроводить принца к северным границам Золотого Леса. К Мид-Брангу, где нас будет ждать корабль беренальских пиратов. Следить за этим чудиком голубых кровей… а также предохранить себя, меня и дорогих «скитальцев моря» от его чародейских выходок.

Эльф ответил молчаливым кивком, выражающим согласие. Ему явно не доставляло удовольствия общение с рхаваном — и потому он старался обойтись как можно меньшим количеством слов.

Медленно тянулась проселочная дорога — неровная и ухабистая, да вдобавок покрытая немалым количеством луж от прошедшего накануне дождя. На каждой неровности телега подпрыгивала, и ее содержимое (включая пассажиров) весьма ощутимо встряхивало. Если же поблизости находилась еще и лужа, то брызги грязи от нее радостно взмывали вверх, грозя попасть в вышеназванных пассажиров. Но, к счастью, покамест не попадали.

Впрочем, и Даррен и Ирайа не жаловались: некому было жаловаться, кроме как молчаливому крестьянину, согласившемуся подвезти двух путников по сходной цене. Да и крестьянину этому, говоря начистоту, жаловаться не имело смысла. Ибо даже трястись в неудобной, медленно ползущей телеге было всяко лучше, чем преодолевать тот же самый путь пешком.

Ехали молча, сидя спиной друг к другу. Даже стороннему наблюдателю было бы понятно, что взаимной симпатии в этих двоих — ни на волос; что их не связывает ничего, кроме нужды, да еще толики терпения. Причем, каждая из сторон имела свои (полагаемые довольно вескими) основания для неприязни.

Так, Ирайа видела в своем проводнике прежде всего представителя низшей формы жизни: грязное и грубое животное, коему, явно по ошибке Высших Сил, дано было сходство с разумным существом. Общеизвестно, что с точки зрения Перворожденных рхаваны-человеки стоят в одном ряду не только с орками, но также с троллями и гоблинами. И лишь прирожденные слуги-дракониды, а также големы и элементали (эти порождения магии Рах-Наваза) в их глазах смотрелись еще ниже.

И, надо сказать, что Темные Эльфы отнюдь не являли исключения из этого принципа. Совсем нет! Отвергнув традиции своего народа, отринув мораль и послушание каким-либо законам, Падшие и не думали расставаться с гордыней — общей для всех трех ветвей Перворожденных. О, даже клановая «подстилка», ни на что больше не способная и совершенно бесправная, гордилась своей принадлежностью к «самому древнему из народов». И полагала себя выше… уж во всяком случае грейпортского купца или мирхского барона.

В общем, так уж сложилось, что Темные Эльфы унаследовали главный недостаток своего народа, почти начисто отказавшись от его достоинств. Соответственно, были они не просто изгоями, но изгоями презирающими весь белый свет; изгоями озлобленными, видящими в участи изгоев верх несправедливости.

В этом свете желание возродить Сангранола выглядело не данью вере, и уж точно не надеждой на невозможное — на милость кровавого божества хотя бы к собственным последователям. Нет и еще раз нет: Морандор и ему подобные желали впустить в этот мир Воплощение Тьмы исключительно ради мести. Лишь ради того, чтобы отомстить всем своим обидчикам и гонителям.

Что же касается Даррена, то его неприязнь к спутнице подкреплялась также… разочарованием. В свое время он наслушался в тавернах разнообразных баек о нечеловеческой красоте эльфийских женщин. А также о том, что если эльфийка, вдобавок, Темная, то красота эта должна быть приправлена еще и похотливостью, достойной трущобной дворняги.

Но увы! Видимо, «нечеловеческая красота» Перворожденных слишком далеко отстояла от представлений о красоте, привычных Даррену, человеческих. Ибо эльфийка, сопровождать которую он взялся, польстившись на щедрую награду, едва ли могла вызвать вожделение даже у моряка, едва сошедшего с трапа. Была она невысокой, нескладной как подросток, да вдобавок укутанной с головою в иссиня-черный дорожный плащ.

Последнее было вызвано не только желанием «не светиться» пред посторонними своей непринадлежностью к роду людскому, но также и чувством самосохранения. Потому что солнце, как успел узнать Даррен, для Темных если не губительно, то уж точно вредно: прямо как вино и пиво для человека.

Из-под капюшона проглядывала синевато-лиловая, как у утопленника, кожа, пряди черных волос, реже — белесые глаза (кстати, светящиеся в темноте), а также заостренные уши. Такой «портрет» лично у Даррена вызывал ассоциацию с летучей мышью, но уж никак не мыслей о «нечеловеческой красоте». Так что, трясясь в телеге, наемник мысленно поминал нехорошим словом всех тех болтунов, что за кружкой пива успевали буквально завешать его уши лапшой из завиральных побасенок.

Еще больше, чем смотреть, Даррену не хотелось разговаривать с Ирайей. Добро, он хотя бы успел настоять именно на своем варианте маршрута, в соответствии с пословицей «в Таэране не ищут прямых путей». Надо сказать, сие было вполне оправданно: ибо прямой путь в Рах-Наваз, через земли Белого Ордена, через Хвиэль и Дорбонар, являл собой просто череду из смертельных опасностей. Опасностей для самого Даррена… не говоря уже о его подопечной.

То ли дело идти в обход — как, собственно, и предложил наемник. Через Мирх, Восточный и Западный, к Грейпорту, а оттуда, морем, на юг. Что ни говори, а рядом с землями Белого Ордена по крайней мере Восточный Мирх кажется местом спокойным и безопасным. Дружелюбным даже: Даррен сильно сомневался, чтоб, к примеру во владениях Сойхольма кто-то согласился подвезти двух явно чужаков; про земли же нелюди и говорить нечего.

Вот только долго наслаждаться спокойствием Даррену не пришлось и здесь. Внезапно неподалеку свистнул арбалетный болт, и угодил… нет, не в пассажиров телеги и даже не в крестьянина, который, на свое счастье, расчихался и потому в последний момент уклонился от выстрела. Нет: жертвой неизвестного арбалетчика стала лошадь, тащившая телегу. Взревев и на мгновение встав на дыбы, несчастное животное рухнуло на землю, заодно опрокинув и телегу.

Крестьянин, Даррен и Ирайа попадали на дорожную грязь… а следом повалилась та куча сена, что, собственно, и составляла груз, везомый молчаливым мирхчанином. А тот уже не был молчаливым: он громко ругался, кляня на чем свет стоит зловредных стрелков.

Поднимаясь и отряхивая с себя сено, Даррен выглянул из-за опрокинутой на бок телеги и увидел двух всадников — спешившихся и держащих в руках по арбалету. Серые плащи с капюшонами… в тот момент почему-то ассоциирующиеся у наемника с дорожным одеянием Ирайи; эти, знакомые уже, серые плащи вызвали у Даррена приступ ярости.

И напрасно: потому как достань он меч и кинься в атаку — эта атака стала бы последней в жизни наемника. Даррен сдержался в последний момент, когда увидел, что «серые плащи» перезарядили арбалеты и вновь готовятся стрелять. Как бы там ни было, а быть изрешеченным арбалетными болтами ему хотелось в последнюю очередь.