Роберт Холдсток - Кельтика

— Я про него ничего не знаю, но все равно, удачи. Она тебе понадобится, если ты собираешься морозить яйца, чтобы поднять его со дна.

— Спасибо. А через несколько дней, в знак благодарности за твою любезность, я посмотрю, что можно сделать для тебя. Конечно, если ты захочешь.

Урта поскреб свою густую черную бороду, размышляя над моими словами.

— Ты чародей?

Зачем скрывать, решил я. Все равно рано или поздно он узнает: или когда обнаружит, что я собираюсь сам спуститься за кораблем, а не поднимать его, или от Ниив, к чьим достоинствам скрытность не относилась.

— Да, — с улыбкой подтвердил я. — И к тому же лучший.

Он рассмеялся:

— Все так говорят. Ты слишком молод, не старше меня.

Не помню, почему я сказал то, что сказал, почему доверил Урте то, что скрыл от Ниив.

— Я намного старше тебя, но остаюсь вечно молодым. — (Он безразлично смотрел на меня.) — Когда я родился, — рассказывал я, — все твои земли были покрыты лесами, а по побережью бродили дикие животные.

— И давно это было?

— Давно. Сотни лошадиных жизней тому назад.

— Ты чокнутый враль! — помолчав, сказал Урта, хитро улыбаясь. — Но я ничего не имею против. Совсем ничего. Можешь быть вралем или сумасшедшим, если тебе нравится. Но врешь ты здорово, а заняться мне все равно нечем — ночь кругом. Пожалуй, я послушаю парочку твоих историй. — Он огляделся. — В этом богом забытом месте только и остается пить да болтать.

— Я не вру, — спокойно возразил я. — Но твои сомнения меня не оскорбляют.

— Тогда и говорить не о чем, давай лучше выпьем! — Он поднял кожаный бурдюк с вином, приглашая меня принять участие.

— Давай!

Потом произошло неприятное происшествие, после которого я стал осторожнее.

На следующий «вечер», то есть после еды перед сном, один из свиты Урты — Катабах, по-моему, — отвел меня в заснеженный лес. Урта и его люди были там, они, задрав вверх головы, разглядывали одежду двоих колдунов, натянутую на напоминающие человеческую фигуру деревянные рамы. При моем приближении поток шуточек, которыми они перекидывались, прекратился. Мой приход был встречен с ледяным почтением.

— Вот что бывает, если не во всем разбираешься, — заявил Урта. — Какой стыд! Они, конечно, ошибались, но талант у них был.

— Что с ними случилось? — спросил я, чувствуя недоброе.

Урта указал на следы на снегу, ведущие вглубь леса:

— Они превратились в «волков». С ними такое случается, когда они хотят сбежать.

— Они умерли?

Урта рассмеялся:

— Пока нет. Просто выбрали трудную дорогу к дому.

Друиды, насколько я знал, пользовались большим уважением у племен кельтов и занимали высокое положение. Но не на родине Урты. Сделал ошибку — беги голышом по снегу.

Вождь приблизился к дереву и сдернул кожаные брюки с чучела, снял овчинную куртку, отвязал золотую лунулу. К моему удивлению, Урта предложил брюки мне:

— Нужны? Они грязноваты, но ты можешь их почистить, они хорошо пошиты. Куда лучше того мешка, что носишь ты.

— Спасибо.

— Куртку хочешь? Хороша в холод.

— Не откажусь. Еще раз спасибо.

— Не благодари, — ответил он, пристально глядя на меня. — Я не просто так отдаю их, потом сочтемся. — Он передал мне толстую куртку, полумесяц золотой лунулы вождь все еще держал в руке. — Рад, что эта вещица опять вернулась ко мне. Она очень древняя. На самом деле древняя. Она хранит память…

Я чувствовал, что Урта ждет ответа, но молчал. Он печально посмотрел на меня:

— Полумесяц принадлежит моей семье. У друида было право носить его до тех пор, пока я не найду лучшего колдуна. Я рад, что ты вышел из ночи, Мерлин.

Он сжал лунулу в ладонях, взгляд его блуждал. Потом Урта тяжело вздохнул:

— Дело сделано, они ушли. Ладно…

Урта в последний раз взглянул на меня и пошел прочь.

Я смотрел ему вслед, сжимая новую одежду, и прикидывал, сколько лет добавить своему телу и костям, чтобы усилить ясновидение.

Я заинтересовал Урту, а он меня. Исчезновение друидов и возвращение лунулы в племя изменили планы предводителя.

А все из-за того, что я «вышел из ночи».

Мы шли, утопая в снегу, Ниив в своих мехах и шали была похожа на птичку с ярким оперением. Она беспрерывно болтала и кружилась вокруг меня.

— А как ты это сделаешь? Как, расскажи мне, Мерлин. Ну же!

Все время, что мы находились на льду озера, дочь шамана пренебрегала всеми обрядами и ритуалами, которые после посещения Хозяйки Севера должна была выполнять. Вместо того чтобы углубиться в себя и постигать мир, сидя в палатке из шкур, как постоянно делал ее отец, когда его дух странствовал в теле птицы, либо рыбы, либо зверя, она заявила:

— От иноземцев можно научиться гораздо большему! Седьи защитят меня, но если я запру себя в палатке, стану дышать дымом и бить в кожаный барабан и не буду видеть других людей, как я смогу понять тот мир, что лежит к югу?

Ее горячее, категоричное отрицание традиций не приветствовалось за пределами ее деревни, но и не запрещалось. Поэтому зловонная палатка со всеми ее атрибутами: ядами, плесенью, вытяжками коры березы, рыбными маслами, средствами для возбуждения ясновидения — оставалась закрытой, а клапаны входа сколотыми косточкой от какой-то болотной птицы.

В общем, дитя резвилось, хохотало и поддразнивало меня. Она презрительно фыркала, засыпала меня вопросами, не обращая внимания на увещевания своего дядюшки Леманку, пытавшегося ее утихомирить. Ниив нарушала все правила, используя свои колдовские способности, чтобы сбить меня с толку, но она не знала, что за тысячи лет странствий по предначертанному пути я научился слышать незаданные вопросы (если, конечно, хотел) и мог легко отделаться от нее.

Не Ниив была моей главной проблемой. Проблемой являлся Енааки, глупый старый водяной из озера. Более старые чары требуют более глубокого проникновения в суть вопроса. Со временем мы становимся слишком мудрыми, чтобы постичь всю неотвратимость событий с начала времен.

— Как ты это сделаешь? — продолжала приставать моя гарпия.

— Я же говорил тебе, собираюсь проделать лунку и нырнуть на дно озера.

— Ты сразу умрешь. Подо льдом уже тысячи трупов, и все такие же дурачки, как ты. Они думали, что нужно просто натереться жиром, нырнуть под лед — и откроешь тайны озера. Не верю, думаю, ты скрываешь от меня какую-то хитрость. Наверное, у тебя есть какое-то оградительное заклятие. Седья.

Я сказал ей правду:

— У меня нет никакого заклятья, но, если на дне лежит то, что я думаю, у меня будет защита снизу.

Возможно, будет.

Я слепил снежок, бросил в нее и попал точно в нос. Ниив замерла, ее переполняла ярость. Я извинился:

— Извини, я думал, ты увернешься.

Она сердито стряхивала снег, снежинки разлетались в стороны.