Джим Батчер - Грязная игра

— Да, — тихо сказал мой двойник. — Но… послушай, то, что она сделала, было актом любви. И ты был довольно близок с ней, когда это случилось, разделяя одно мысленное пространство. Забавно — ведь ты нервничаешь, когда только думаешь о том, чтобы жить с женщиной, но присутствие одной буквально у тебя в голове проблемой не было.

— Что ты имеешь в виду?

— Господи, это ты должен быть тут разумом, — сказал мой двойник. — Думай же! — Он уставился на меня долгим взглядом, пытаясь вдохновить на понимание.

Мой желудок упал в какую-то невообразимую пропасть в то же время, как отвисла моя челюсть.

— Нет. Это не… это невозможно.

— Когда мамочка и папочка любят друг друга очень сильно , — сказал мой двойник голосом маленького ребёнка. — И живут вместе, и обнимаются, и целуются, и у них бывает близость…

— Я… — мне стало как-то нехорошо. — Ты говоришь… Я беременный ?

Мой двойник воздел руки:

— Наконец-то! До него дошло.

За годы и годы бытия чародеем я имел дело с понятиями, формулами и мысленными формами, которые варьировались от странных до вызывающих безумие. Ничто из них никоим образом не подготовило мою голову к тому, чтобы осознать это. Вообще. Никак.

— Как это… Да это даже… Какого чёрта , мужик? — возмутился я.

— Духовная сущность, — спокойно ответил мой двойник. — Рождённая от тебя и Лаш. Когда она пожертвовала собой ради тебя, это был акт бескорыстной любви, а любовь — это фундаментальная сила творения. Само собой, что акт любви является актом творения. Ты помнишь это, правда? После её смерти? Когда ты всё ещё мог играть ту музыку, что она подарила тебе, даже когда её не стало? Ты мог слышать эхо её голоса?

— Да, — ответил я, чувствуя себя ошеломлённым.

— Это потому, что часть её осталась, — сказал он. — Сотворённая из неё — и из тебя.

И очень аккуратно он раскутал чёрное одеяло.

Она выглядела, как девочка двенадцати лет, переживающая последние недели детства перед тем, как гормональная буря закрутит её в водовороте стремительных изменений, которые приведут её в отрочество. Её волосы были тёмными, как у меня, но её глаза были прозрачно-зелёно-голубыми, какие часто бывали у Лаш. Черты её лица были смутно мне знакомы, и чисто инстинктивно я понял, что оно состоит из черт людей, которые окружали меня в жизни. У неё был упрямый, квадратный подбородок Кэррин Мёрфи, круглые щечки, как у Ивы, линия губ Сьюзан Родригез. Её нос принадлежал моей первой любви, Элейн Мэллори, волосы — моей первой ученице, Ким Дилейни. Я знал это, потому что это были мои воспоминания, здесь, прямо передо мной.

Её взгляд беспокойно метался, и она дрожала так сильно, что едва стояла на ногах. На её ресницах оседал иней, буквально на глазах начиная расползаться по щекам.

— Она духовная сущность, — выдохнул я. — О, Господи. Она дух интеллекта .

— Вот, что случается, когда смертные сливаются с духами, — подтвердил мой двойник, уже не с таким жаром.

— Но Мэб назвала её паразитом, — сказал я.

— Многие люди так шутят, говоря о таких, как она.

— Мэб назвала её чудовищем. Сказала, что она навредит всем, кто мне близок.

— Она дух интеллекта, совсем как Боб, — сказал двойник. — Зачатая от духа падшего ангела и разума одного из самых сильных чародеев Белого Совета. Она родится со знаниями и силой, и совершенно не будет знать, что с ними делать. Многие сказали бы, что это чудовищно.

— Аргх, — сказал я и схватился за голову. Теперь я понял. Мэб не соврала. Не совсем. Чёрт, да она же сказала мне, что паразит сделан из моей сущности. Моей души. Из… меня. Дух интеллекта рос, а у моей головы весьма ограниченное пространство. Он рос на протяжении многих лет, медленно расширяясь, оказывая всё большее физическое и психологическое давление на меня — выражающееся во всё увеличивающейся интенсивности моих мигреней всё это время.

Если бы я понял, что происходит, я бы мог что-то сделать раньше и, возможно, проще. Теперь же… Я опоздал и, кажется, это будут очень, очень трудные роды. И если я не получу помощь, подобно женщине, рожающей в одиночестве, у меня возникнут осложнения. Были высоки шансы, что моя голова не выдержит давления от того, как резко сущность вырвется из меня, в борьбе за пространство, которого стало слишком мало, просто руководствуясь инстинктом выживания. Это может свести меня с ума, или вовсе убить наповал.

Если это случится, появится новорождённый дух интеллекта, совершенно одинокий и сбитый с толку в мире, которого он не понимает, но о котором у него много совершенно разной информации. Духи вроде Боба любят притворяться, что они абсолютно рациональны, но на самом деле у них есть эмоции и привязанности. Новый дух захочет завязать знакомства. И попытается это сделать с людьми, которые наиболее важны для меня.

Я вздрогнул, представив, как у маленькой Мэгги появляется очень, очень опасный воображаемый друг.

— Видишь? — спросил я своего двойника. — Ты видишь? Вот почему не надо заниматься сексом с кем попало всё время!

— Ты мозг, — сказал он. — Разберись с этим.

Огни замерцали, и он посмотрел вверх и по сторонам.

— Чёрт, гвоздь выходит.

Он был прав. Я почувствовал слабый укол в груди и затухающий отзвук агонии в голове. Иней продолжал покрывать девочку, и она вздохнула, её колени подогнулись.

Мой двойник и я успели наклониться и поймать её до того, как она упала.

Я взял её на руки. Она почти ничего не весила. Она не выглядела опасной. Она выглядела просто как маленькая девочка.

Её глаза распахнулись.

— Извини, — она запнулась. — Прости. Но это больно и я н-н-н-не могу говорить с тобой.

Я обменялся взглядом со своим двойником.

— Всё хорошо, — сказал я. — Всё хорошо. Я позабочусь об этом. Всё будет в порядке.

Она легонько вздохнула, и её глаза закрылись. Изморозь покрывала её слой за слоем, пока заклинание серьги Мэб повергало её в сон и тишину, успокаивая её — на текущий момент — и превращая её в красивую белоснежную статую.

Я даже не знал о её существовании — и она была полностью на моей ответственности.

Если я не справлюсь с этим, она убьёт меня при рождении.

Я бережно передал её своему двойнику.

— Ладно, я понял.

Он очень аккуратно взял её на руки и кивнул мне:

— Я знаю, она странная. Но она всё ещё твоё дитя, — его тёмные глаза сверкнули. — Защити потомство.

Действительно, первобытные инстинкты.

Я уничтожил целый народ, защищая своего физического ребенка. Передо мной была одна из причин, почему я так поступил. Это стремление также было частью меня.

Я сделал глубокий вдох и кивнул ему.

— Я в деле.

Он укутал девочку в одеяло и развернулся, бережно унося её с собой во тьму. Он забрал с собой свет, и меня вновь поглотила тьма.