Сергей Волк - Город мертвых

Томас окрестился, попросил:

— Ты в следующий раз так не пугай.

— А ты не шляйся по подворотням, — парировал гном и, презрительно осмотревшись, картинно смахнул пыль с первосортного кожаного жилета. Одевался неплохо: синяя сатиновая рубаха, наглаженные коричневые брючки, обшитые прюнелью туфельки.

— Слышал я, что вы хотите пошлины повысить.

— Значит, поэтому и удирал...

— Я не удирал.

— Ага-ага не удирал. Знаем мы вашего брага. Человек всегда жаждет улизнуть от ответственности.

— Не нужно мне цитировать Эскобара Золотое Перо.

— А чем тебе не нравится наш литератор? — нахмурился Фазиль. — Любо кто «Пророчества Последнего Часа» не напишет.

— Опять за старое, — вздохнул Томас. — Ну сколько можно талдычить, не писал он их, не писал.

— О-хо-хо, — важничал гном. — Не писал... Как же не писал? Писал, ещё как писал!

— Враки! Эскобар дальше афоризмов не пошёл. Да и те бредовые.

— Чего?! — очумел Губач. Могло показаться, ему сообщили, дескать, у него выросли оленьи рога. — Да ты, жулик, смотри, чего глаголешь!

Купец продолжал отстаивать позицию:

— Всяк здравомыслящий прихожанин знает, что «Пророчества Последнего Часа» писал кто-то из клириков.

— Брехня! Подавиться тебе песком Красной Пустыни! — кинул весьма ходовое ругательство Фазиль. — Попы кроме Святого Писания ничего не карябали.

— Покайся, грешник! — в стиле дьяка проблеял купец.

— Я в Творца не верую, посему и грехов за мной не имеется. Ибо токмо кто верует, тот грешен.

— Перестань цитировать Эскобара!

— Это моя фраза!!! — взъярился гном. Была б у него силёнка в руках, вырвал бы мимозу и отхлестал словоблуда.

Слегка выдохшиеся спорщики приутихли. Первым опомнился Губач:

— Я не дискутировать сюда пришёл. Ты на кой сбегал?

— Я не сбегал.

— Слуг своих будешь учить, а не меня. Просто так драный плащ не одевают.

— Я решил воздухом свежим подышать.

— Услышал про повышение пошлин, вот и решил! А за тобой, Томас, ещё должок. Последняя партия мечей не оплачена. — Фазиль тут же поправился: — Полностью не оплачена. — Порылся в кармане жилета и достал потрёпанную квитанцию: — «Тридцать золотых долга». А с учётом просрочки... — призадумался, — ...все сорок.

— Ну и дерёте, бесы окаянные.

— Работа — святое, — расплылся в улыбке гном. — Так бы ты, небось, сказал. — Подумав, похвастался: — А с работой я справляюсь отменно. Я — «Лучший инспектор зимы». — Из кармана брюк извлёк замасленную картонную карточку. — Гляди, диплом от самого тана!

Томас и смотреть не стал, махнул рукой:

— Враньё самое настоящее. Да и про тана вашего я уже устал слушать. Ну нет его вовсе, нет.

— Есть! — пошёл в словесную атаку Губач.

— Его сроду никто не видел.

— Те кому надо, видели.

— Ты-то видел?

— Не-а, — мотнул головой Фазиль.

— То-то же.

Гном не оплакивал поражение, требования полились с новой мощыо:

— Попрошу сорок золотых и немедля. Иначе опечатаем особняк.

— При мне нет денег.

— Перстни сгодятся, — подмечая блеск камней, сказал Губач.

— Дык... бу... ну... — нечто несвязное вырывалось изо рта купца. — Да им же цена по три сотни золота каждый!

«Лучший инспектор зимы» шельмовато ухмыльнулся:

— И кто тебе тут, в задрипанном переулке, по этакому курсу обменяет? — Взор пробежал по обшарпанным стенам. — Может, она? — постарался пнуть проскочившую мимо чёрную кошку, но явное отсутствие опыта чуть не кончилось трагически — шлёпнулся на каменку и едва не рассадил лоб. — Дурацкое животное. Будь ты неладно. — С охами и ахами гном встал.

— Хорошо, — согласился Томас и стянул с указательного пальца перстень с рубином.

— Отличная вещица, — Фазиль вертел в руках перстень. И всё же алчность не окончательно лишила ясности помыслов, вспомнил: — Попрошу второй.

С явной неохотой купец протянул перстень с изумрудом — почти оторвал частичку себя.

— Великолепное приобретение, — торжествовал Губач. Оказалось, что перстни соскальзывают с его пальцев, но гном не расстроился, с апломбом бросил: —Желаю удачной торговли. — Засеменил прочь из переулка.

Когда Фазиль скрылся из виду, Томас облегчённо вздохнул:

— Наконец-то.

Рука коснулась коры мимозы, плечи расправились, карие очи блеснули. Ребро ладони с шипением рассекло застоявшийся воздух, и синие искры ниспали к ногам. Купец шагнул в обрамлённый пурпурным свечением, чёрный зев портала. Миг — и переулок пустовал.

Люди слушающие рассказы об Аркадии реагировали по-разному. Одни с трепетом замирали, тщась уловить каждое слово о великом городе магов. Другие в ужасе затыкали уши и молились Творцу, дабы не ниспослал гнев могущественных чародеев. Однако любой, кто попадал в Аркадию, заворожено зрел на достижения архитектурной мысли. Особенно прекрасно город выглядел в лучах солнца. Сегодняшний полдень — не исключение. Занимавшая практически всю Аркадию белоснежная Академия искрилась степами, высоченными башнями, черепичными крышами. Безупречная белизна слепила глаз, и лишь изредка плоть учреждения марали чёрные окошки и дубовые двери. Тончайшие шпили пронзали лазурь небес, неся раздвоенные алые вымпелы, которые, схоже змеиным языкам, вились на ветру. Значение вывешенных вымпелов знали все даже в самых захолустьях Кадара. Стартовала неделя испытания неофитов. Студентам предстояло доказать, что не зря учились три года; ежели смогут — получат право на экзамен, а там уже и до звания соискателя недалеко, тогда-то и начнётся настоящее обучение.

Примыкавшие к Академии постоялые дворы заполнялись на треть. Пока немногие родственники неофитов прибыли. Наверное, большинство ожидало летних экзаменов. Но трактирщики всё равно ликовали — после безденежной зимы монеты посыпались в карман. На улочках вразнобой звучали мандолины, цимбалы, барабаны. Перестук копыт тешил слух конюхов. Сипловатый голос зазывал погостить в «Смелом путнике». Бархатистым баритоном лилась героическая баллада из репертуара Серебряной Лютни. Удивительно, но ничего этого в Академии не слышали. Неофитам незачем лишний раз волноваться, вот магические барьеры и хранят покой.

Почти бесшумно по ворсистому ковру длинного коридора Академии ступали серебристые туфельки. Такой же серебристый плащ охватывался пятицветными манжетами.

Связующая не принадлежала ни одному из факультетов посему и носила все цвета: красный, синий, зелёный, белый, чёрный.

Если бы не этот наряд, Сильвию Лотт можно было принять за мать кого-то из студентов по случайности угодившую в Академию. Средний рост, собранные в длинный хвост пепельные волосы, открытое лицо — одним словом, обычная женщина. Но как же часто первое впечатление становится обманчивым. Связующая сполна подтверждала это. Даже ректор Зельминдер иной раз не ведал, какой будет Сильвия в следующий миг. Мягкость карих глаз молниеносно обретала колкость; спокойный тембр жалом скорпиона жалил провинившегося неофита. Находящиеся под пристальным надзором Связующей студенты первых трёх курсов на своей шкуре ощущали норов Сильвии. Когда всё шло по плану, Связующая была, как говорится, тише воды ниже травы, но стоило кому-то из неофитов пошалить и крыша Академии буквально взлетала в воздух.