Сергей Фокин - Ночь перед Рождеством 2020

Степанида Ивановна не любила быть одна. Это, видимо, осталось в ней от прошлой жизни, о которой она ничего не помнила. Впрочем, не помнила — и ничуть не сожалела об этом. Тем более, как сказал ей однажды отец Савелий, сейчас вся страна находится в состоянии частичной амнезии. Прошлого уже не вернуть, оно разрушено до основания, и вспоминать о нём — только себя бередить. Кто-то оставил там близких людей, кто-то любимое дело, и все как один — привычный образ жизни. Потеря памяти — это своего рода помощь Божья для слишком привязанных к тому времени. Иначе легко лишиться рассудка.

Так вот, при всей нелюбви к одиночеству, Степанида Ивановна пользовалась каждой отлучкой сына, чтобы уделить внимание неким тайным делам. Имела она секрет, которым не хотела до поры делиться с Николой. Заключался он в том, что обрела Степанида Ивановна в последние годы знания, простому бухгалтеру и не снившиеся. И касались они вопросов мистических.

Рецепты отваров и зелий обычно возникали в её голове готовыми. Хлоп — и уже точно знает она, какие ингредиенты и в каких количествах потребуются. Точно вскрывал кто-то черепную коробку и вкладывал туда листочек с перечнем.

Этой своей способности она вначале очень дивилась, а потом привыкла. Как привыкают люди ко всему новому да неизведанному.

Сейчас она варила отвар виденья. Стоило посмотреть на его успокоившуюся после кипения поверхность — и будто яблочко наливное начинало кататься по тарелочке: всё в нем узреть можно, что душа пожелает. А желала душа Степаниды Ивановны узнать, как действует её приворотное зелье.

Посмотрев на будильник, тикающий на комоде, хозяйка взяла ухват и, поднатужившись, вытащила из печи большой чугунный горшок. Для таких целей она всегда использовала крупную посуду, потому что рассмотреть подробности в маленькой не всегда удавалось. А зачастую от подробностей зависел успех её затей.

Пробормотав какие-то заклинания, она полотенцем отбросила с чугуна крышку и дождалась, когда основной пар выйдет.

— Покажи, зеркальце, милёнку! — проговорила она присказку и, наконец, заглянула внутрь.

То, что она там увидела, её потрясло.

Поверхность отвара, шипя и бурля, причудливо преобразилась, и перед глазами Степаниды Ивановны возникло некое расплывчатое подобие кукиша. Она даже вздрогнула от неожиданности и дурных предчувствий. А потом случилось и вовсе невероятное.

Вода улеглась, и проступила сквозь неё движущаяся картинка, участниками которой были отец Савелий и Лариса. И в каком виде! Старый пень, трепеща от страсти, вёл под белые рученьки к сеновалу наполовину голую девицу. Та безудержно ревела, не утруждая себя даже размазыванием слёз по лицу, и временами сотрясалась от новых приступов рыданий. Что с нею произошло, отвар, конечно, пояснить не мог, но и этого оказалось предостаточно, чтобы Степанида Ивановна завелась с пол-оборота.

Она покраснела так густо, что стала походить на железную болванку в печи, и затаила дыхание.

Тем временем отец Савелий, воровато оглядываясь по сторонам, проскочил впереди Ларисы на сеновал и поспешно затворил за ней дверь на засов.

— Ах, бесстыдник! — вырвалось у Степаниды Ивановны. — На сладеньких потянуло!

Лариса была уже посажена на свой собственный тулуп, и Савелий примостился рядом, не выпуская девушку из своих объятий. Он что-то торопливо говорил, между делом ненароком проводя по её груди то локтем, то тыльной стороной ладони. Это и возмутило Степаниду Ивановну больше всего.

— Старый хрыч, даже девку толком облапать не может! Что же это делается, люди добрые? Куда общественность смотрит?

Последнее восклицание родилось у неё в голове спонтанно. Она даже не осмыслила его до конца, а вскочила на ноги и, схватив половник, ударила по отвару. Поверхность встрепенулась всплеском, во все стороны разбежались круги, а когда они утихомирились, стало видно, что охающий отец Савелий лежит на соломе и держится за голову. На нём распласталась испуганная и прекратившая голосить Лариса. Она усиленно дула на лоб священнику.

Излечение происходило весьма долго, потому что от такого доктора поторопится сбежать только дурной. Приоткрывая то один, то другой глаз, Савелий рассматривал свисающие перед ним среднего размера груши, пока, наконец, не вцепился в них, как клещ в дворнягу.

— Вот! — вскричала Степанида Ивановна, не отдавая себя отчёта, что ведёт себя как настоящий болельщик перед телевизором. — Сделай это, старый пень! Смелее!..

И вдруг её осенило. Ведь она хотела совсем другого результата. Что-то сложилось не так, и предполагаемый сценарий изменился.

— Ага! — снова проговорила ведьма, но на этот раз злорадно. — Вот ты, значит, какой!

Было не понять, означает ли это похвалу или же, напротив, угрозу, но для Степаниды Ивановны пришла пора действовать.

Одним движением она подхватила тяжёлый чугун, вылила его содержимое в помойное ведро, швырнула ухват к печке, где тот сразу же встал по стойке смирно, и бросилась к шифоньеру. Одевание заняло у неё не больше двух минут — результат, которым могла бы гордиться любая женщина, даже призванная в армию. Впрыгнув в старые валенки, она ринулась в сени, по дороге подхватив метлу.

Морозный воздух обжёг легкие, которые заработали, как кузнечные мехи. Подбежав к плетню и прямо через него быстро окинув взглядом улицу, Степанида Ивановна убедилась, что поблизости никого нет. Тогда, оседлав метлу, она хлопнула по её «крупу» рукой и крикнула:

— Гони, родимая!

Сделав для разгона всего два шага, взвилась в воздух и пронеслась над крышей собственного дома, едва не задев ещё дымящуюся после недавней протопки трубу. Азарт полёта добавился к состоянию возмущения и возбуждения, в которых пребывала Степанида Ивановна. При таком раскладе свежий воздух только больше пьянит да раззадоривает.

Надо же такому случиться, что именно в этот момент поднялся сильный встречный ветер. Впрочем, он не мог остановить разъярённую женщину. Взвившись ввысь, она попыталась подняться над назревающей метелью. Звёзды мигом приблизились к Степаниде Ивановне, и стало возможным даже услышать их хихиканье. Но сейчас оно занимало её меньше всего.

— Чую, это неспроста! — пробормотала ведьма, обратив внимание, что пурга ведёт себя как-то странно. Она задувала только над деревней, и сверху это хорошо просматривалось. Но разгадывать загадки времени не было.

Степанида Ивановна развернулась, одновременно начиная снижаться, и тут вьюга захватила её в свои объятия. Чертыхаясь и понося последними словами того, кто учинил такое безобразие, женщина вынуждена была лететь вслепую. Направление она выбрала только приблизительное — по тому, как в последний момент разглядела над пургой церковный купол. Такие полёты — дело опасное и непредсказуемое.