Кэтрин Куртц - Хроники Дерини

— Разумеется, — понимающе кивнул Риммель. — Не желает ли ваша светлость воспользоваться моим плащом? В часовне в это время года сыро, а ваше платье прекрасно подходит для солнечного дня, но плохая защита в холоде склепа.

— О, спасибо вам, Риммель, — сказала Бронвин с улыбкой, когда он накинул серый плащ ей на плечи, — Я попрошу одного из моих слуг вернуть его вам сегодня же вечером,

— Не к спеху, миледи. — Риммель отступил и галантно поклонился, — Всего доброго.

Бронвин продолжала спускаться по тропинке, укутавшись в плащ Рим мел я; он некоторое время пристально смотрел ей вслед, а потом повернулся и пошел в другую сторону. Подойдя к ступеням террасы, он увидел спускающегося Кевина.

Кевин был чисто выбрит, его каштановые волосы были гладко уложены, и он уже сменил утренний охотничий костюм на короткую коричневую куртку; на левое его плечо был наброшен плед маклайновских цветов.

Позванивая шпорами начищенных сапог, он наконец спустился и, заметив Риммеля, остановился, приветствуя его.

— Риммель, я посмотрел этот план, который вы дали мне утром. Вы можете, если хотите, пройти в мои комнаты и забрать его. По-моему, вы поработали великолепно.

— Благодарю вас, милорд.

Немного помолчав, Кевин спросил:

— Риммель, не видели вы, случаем, леди Бронвин? Я нигде не могу ее найти.

— Думаю, вы найдете ее на могиле матери, — ответил Риммель, — Я только что ее встретил, она направлялась туда. Да, я дал ей свой плащ. Надеюсь, вы ничего не подумаете,

— Нет, конечно, — ответил Кевин, дружески похлопав Риммеля по плечу, — Благодарю вас.

Сделав прощальный жест, Кевин исчез за поворотом дорожки, а Риммель направился в комнаты своего господина.

Он размышлял о том, что ему теперь предпринять. Открытое нападение на обаятельного юного лорда было исключено. Да и сам он не какой-нибудь разбойник. Но он был влюблен.

Сегодня утром Риммель несколько часов толковал с местными горожанами о своем горе, не называя, однако, имени Бронвин. Горцы, живущие на границе Коннаита и дикой Меары, иногда высказывали довольно странные суждения о том, как можно добиться женской любви.

Риммелю плохо верилось, к примеру, что достаточно приколоть пучок колокольчиков или ромашек к дверям Бронвин и семь раз сказать: «Аве», чтобы заслужить ее благосклонность. Или, скажем, положить Кевину на тарелку жабу. Он просто сделает выговор своим слугам, чтобы были поаккуратнее.

Но многие говорили Риммелю. что если он вправду хочет добиться любви этой леди, то есть здесь одна старая вдова, живущая в горах, по имени Бетана, которая помогает обезумевшим от любви молодым людям. Если Риммель возьмет с собой побольше провизии и немного золота — Бетана может его выручить.

И Риммель решил попытать счастья. Он все время осознавал, что совершает нечто противозаконное, — Риммель и помыслить не смел бы о таких вещах, не потеряй он голову от любви к прекрасной Бронвин де Морган. Теперь же видел только в этой вдо-ве-колдунье свое спасение. Бронвин — это дивное создание — должна принадлежать ему, или и жить незачем. С помощью зелья, приготовленного ведьмой, Риммель мог бы отвратить Бронвин от лорда Кевина и заставить ее полюбить себя, простого строителя.

Он вошел в комнаты Кевина и огляделся, ища свой проект. Комната мало отличалась от соседних спален с тех пор, как все они были приспособлены для иноземных гостей. Но кое-что здесь все же принадлежало Кевину; Риммель посмотрел на складную табуретку, прикрытую маклайновским пледом, на нарядный коврик перед кроватью, на покрывало постели — сюда Кевин через три дня приведет Бронвин, если он, Риммель, не успеет помешать этому.

Он осмотрелся, решив не загадывать вперед: будь что будет. Его план лежал на столе. Взяв свитки, он направился к двери, и тут его внимание привлекла вещица, блеснувшая в солнечном луче, что лежала на крышке маленького ларца.

В таком обычно хранят жемчуга, кольца, броши, цепочки и орденские знаки. Его внимание привлек овальный медальон на золотой цепочке, слишком хрупкий и миниатюрный, чтобы принадлежать мужчине.

Не раздумывая, он взял медальон и открыл его, оглянувшись на дверь и убедившись, что рядом никого нет.

В медальоне был портрет Бронвин — такой прекрасной он ее еще никогда не видел: золотые волосы каскадом спадали на плечи, легкая улыбка играла на губах.

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Риммель сунул медальон в карман куртки, выбежал из дома и, ничего не видя вокруг, устремился к своим собственным комнатам. Свидетели этого бегства — найдись такие — приняли бы его за одержимого.

Бронвин оторвала голову от перил, окружавших могилу ее матери, и посмотрела на ее прижизненное изображение.

Она вдруг поняла, что задета случайно подслушанным разговором больше, чем ей казалось поначалу, и не знала, что делать. Бронвин не хотела ссориться с этими женщинами, не хотела требовать, чтобы они извинились за свою болтовню, — это все равно ничего бы не изменило.

Она продолжала рассматривать изваяние, внимательно вглядываясь в черты лица. Как бы поступила на ее месте эта необыкновенная женщина — ее мать?

Леди Алиса де Корвин де Морган была удивительно красива. Мастер из Коннаита с редким искусством запечатлел это в скульптуре из алебастра. Даже сейчас, когда Бронвин повзрослела, она вновь чувствовала себя рядом с ней ребенком; статуя, казалось, была полна жизни, и стоило лишь произнести какое-то тайное слово, чтобы она начала дышать и двигаться.

Витраж над могилой был озарен лучами солнца, в маленькой часовне на всем играли оранжевые, золотые и багровые блики: и на могиле, и на сером плаще Бронвин, и на алтаре черного дерева несколькими ярдами правее.

Бронвин услышала, как открывается дверь, и, обернувшись, увидела Кевина, заглядывающего в часовню. Прежде чем подойти к ней и стать рядом с могилой, он преклонил колени перед распятием.

— Я уже не знал, где тебя искать, — тихо сказал он, мягко беря ее за руку. — Что-то не так?

— Нет… то есть да. — Бронвин покачала толовой. — Я не знаю.

Опустив глаза, девушка посмотрела на свои руки, тяжело вздохнула, и Кевин внезапно понял, что она вот-вот заплачет.

— Что случилось? — спросил он, обнимая ее за плечи и привлекая к себе.

Бронвин разрыдалась, уткнувшись носом ему в плечо. Кевин дал ей поплакать некоторое время, потом сел на ступеньки лестницы и, взяв ее на руки, стал укачивать, как плачущего ребенка.

— Сейчас, сейчас… — тихо бормотал он, — Все будет в порядке. Ну что, поговорим?

Когда ее рыдания утихли, Кевин расслабился, отклонился назад, поглаживая ее волосы, глядя, как колеблется их тень на белом мраморном полу.

— Помнишь, как мы детьми приходили сюда играть? — спросил он.