Клайв Стейплз Льюис - Хроники Нарнии

Эта часть приключения походила на сон, и ее потом трудно было восстановить в памяти. Например, никто не мог потом сказать, как долго это продолжалось – то ли несколько минут, то ли прошли годы. Наверное, если бы Дверь не выросла во много раз или не уменьшились бы звери до размера насекомых, такой огромной толпе ни за что бы в нее не войти. Но в тот момент никто не думал о таких вещах.

Существа бежали быстро, и, чем ближе они подбегали к звездам, тем ярче горели их глаза. Но, оказавшись перед Асланом, каждый замирал и глядел прямо на него (и я не думаю, что они могли бы не смотреть, даже если хотели), и с каждым происходило одно из двух. У некоторых лица менялись поразительно: их искажали страх и ненависть, но – лишь на долю секунды. Внезапно они, прямо на глазах, переставали быть говорящими . Они становились просто обычными животными. И все, кто так глядел на Аслана, шли направо (влево от него) и исчезали в его огромной черной тени – она, как вы помните, простиралась слева от Двери. Больше дети их не видели. Другие же глядели в лицо Аслану с любовью, хотя многие при этом ужасно боялись. И все они проходили в Дверь, справа от Аслана. Между ними попадались странные существа. Юстэс даже заметил одного из тех гномов, которые стреляли в коней. Но удивляться было некогда (впрочем, это его и не касалось), потому что великая радость вытеснила все остальное. Между счастливыми созданиями, толпившимися теперь вокруг Тириана и его друзей, были все, кого они считали погибшими. Здесь были кентавр Руномудр и единорог Алмаз, славный медведь и славный кабан, и орел Дальнозор, и славные собаки, и кони, и гном Поггин.

– Дальше вглубь, дальше вверх! – вскричал Руномудр, и его копыта загрохотали на запад. Остальные не поняли его, но очень разволновались. Кабан приветствовал друзей хрюканьем. Медведь проворчал было, что ничего не понимает, как вдруг заметил позади фруктовые деревья и торопливо заковылял к ним. Здесь, без сомнения, он нашел кое-что совершенно понятное. Псы остались, виляя хвостами, и Поггин остался, и пожимал всем руки, и улыбался во весь свой честный рот. Алмаз склонил королю на плечо белоснежную голову, а король что-то шептал Алмазу на ухо. Потом все снова обратили взоры за Дверь.

В Нарнии теперь хозяйничали одни драконы и ящеры. Они бродили туда-сюда, вырывали с корнями деревья и ломали их, словно стебли ревеня. В считаные минуты лес исчез, страна сделалась голой, стали видны все неровности, все эти пригорки и лощинки, незаметные прежде. Трава исчезла. Тириан с удивлением смотрел на мир голых скал, голой земли. Трудно было поверить, что когда-либо здесь что-то жило и росло. А чудища старились, ложились на землю, умирали; мясо их высыхало, съеживалось. Вскоре остались лишь огромные скелеты среди мертвых скал, словно все это произошло тысячи лет назад. Долго все оставалось в безмолвии.

И вдруг что-то белое – длинная, ровная, белая полоса, блеснувшая в свете звезд, двинулась к ним с восточного края земли. Неведомый звук широкой волной разорвал тишину: сначала будто шепот, потом шум, потом рев. Это была стена бурлящей воды. Поднялось море. На открытой, как пустыня, земле все было хорошо видно. Видно, как разливаются реки, как озера становятся шире, сливаются в одно, долины превращаются в новые озера, а холмы – в острова и острова эти исчезают. И вересковые пустоши слева от них, и высочайшие горы справа от них с грохотом и плеском осыпались, сползли в бушующие волны; вода бурля подошла к самому порогу Двери, но не проникла за него и теперь пенилась у самых передних лап Аслана. И вот от порога, где они стояли, сколько хватало глаз простерлась ровная гладь воды до самого горизонта, где она сливалась с небом.

Вдруг там блеснула полоска печальной и зловещей зари; она росла над водой, становилась ярче и светлее, и вот они уже перестали различать свет стоящих за ними звезд. Наконец взошло солнце. Увидев его, лорд Дигори и леди Полли тихонько кивнули друг другу. Однажды, в другом мире, у них на глазах умерло солнце, поэтому они сразу поняли, что и это солнце умирает. Оно было втрое – нет, в двадцать раз больше обычного и темно-темно-красное. Лучи его упали на гиганта Время, и он тоже сделался красным, и все пространство безбрежных вод сделалось как кровь.

Взошла луна, совсем не там, где положено, очень близко от солнца, и тоже казалась красной. Языки пламени потянулись к ней от солнца, словно змеи или усы багрового огня. Солнце было как спрут, оно будто пыталось притянуть к себе луну огненными щупальцами. Наверное, оно и притянуло: луна двинулась, сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, пока языки пламени не сомкнулись вокруг нее и не стали огромным шаром, подобным горящему углю. Громадный кусок огня отвалился от него и упал в море; облако пара поднялось вверх.

И Аслан сказал:

– Пусть наступит конец.

Гигант бросил рог в море. Потом протянул руку – она казалась совсем черной и тянулась на тысячи миль, через все небо, пока не дотянулась до солнца. Он взял солнце и сжал его, как апельсин. И тут же наступила полная тьма.

Все, кроме Аслана, отпрыгнули назад, словно ошпаренные резким студеным ветром. Края Двери покрылись льдом.

– Питер, Верховный Король Нарнии, – сказал Аслан, – закрой Дверь.

Дрожа от холода, Питер наклонился в темноту и потянул Дверь. Она заскрипела по льду. Потом довольно неловко (потому что за несколько секунд руки его посинели и онемели) он вынул золотой ключ и запер ее.

Все, что они видели за Дверью, было удивительным. Но еще удивительнее было увидеть теплый дневной свет, голубое небо, цветы под ногами и смех в глазах Аслана.

Он быстро обернулся, припал к земле, хлестнул себя хвостом и бросился вперед, на запад, как золотая стрела.

– Дальше вверх! Дальше вглубь! – крикнул он через плечо. Но разве мог кто-то за ним угнаться? И они потихоньку направились следом.

– Итак, – сказал Питер, – ночь пала на Нарнию. Люси, ты плачешь ? Когда мы все здесь и Аслан ведет нас?

– Не останавливай меня, Питер, – отвечала Люси. – Аслан не стал бы. Я знаю, я уверена, тут нет ничего дурного – оплакивать Нарнию. Подумай о всех, кто остался там, мертвый, замерзший, за этой Дверью.

– Я надеялась всей душой, – сказала Джил, – что она будет всегда. Наш мир не может. Я думала, Нарния может.

– Я видел ее рождение, – промолвил лорд Дигори. – Не думал, что доживу и увижу ее смерть.

– Государи, – сказал Тириан, – леди правы, что плачут. Я плачу и сам. Я видел, как умирала моя мать. Какой мир, кроме Нарнии, я знал? Не стойкостью, но великой неучтивостью было бы не оплакать ее.

Они пошли прочь от Двери, от гномов, все еще сидевших кружком в своем воображаемом хлеву. Они шли, говорили о старых войнах, о днях мира, о древних королях и всей славе Нарнии.