Ольга Лукас - Спи ко мне

– Что ж за жизнь такая в этой вашей Москве! Работу дали, а работать не дают! Ой, город мой родной, на кого ж я тебя покинула! – запричитала она и огляделась по сторонам в поисках то ли поддержки, то ли зрителей. Не обнаружила ни того, ни другого, набрала побольше воздуха в лёгкие, чтобы продолжать – но осеклась, поймав суровый взгляд начальства.

Наташа оторвалась от плана продвижения проекта на следующую неделю, который она составляла почти автоматически – просто меняя даты и некоторые фразы в плане продвижения проекта на эту неделю.

– Барыня, у нас Интернетик – ёк! И я вся в панике! – быстро сказала Кэт.

– Сейчас разберусь, что у них там! – Наташа и потянулась к телефонному аппарату. – Но вообще могла бы не вопить, а сама позвонить. Номера вон, все на стенке висят.

– Я не справлюсь. У меня совсем авторитета нет… – заюлила Кэт.

Как видно, Интернет отключили во всём офисе – номер службы поддержки был наглухо занят. Наташа поставила аппарат на автодозвон, включила громкую связь и вернулась к плану работы. Кэт продолжила свой плач, но хотя бы убавила звук:

– Горько мне на чужбине, и белый свет не мил! Родимая сторонушка, хоть бы краем глаза увидеть тебя! Хоть на фоточке в сеточке! Так нет же, завис Интернет этот вражеский! Люди добрые, люди всякие – никто мне Ярославль на два Архангельска не разобьёт?

Она достала из кармана бушлата тысячерублёвую купюру и призывно ею помахала.

– Разменять не могу, но дам посмотреть, – миролюбиво отозвалась Мара. Порылась в кошельке, поднялась с места и положила пятисотрублёвку на клавиатуру Кэт. – На, деточка, потошни на свой Арханжелес.

Кэт расправила бумажку, поднесла её близко-близко к глазам, как подслеповатая старушка, погладила пальцем изображение родного города, потом прижала купюру к груди и заголосила:

– Ах, вокзал наш речной, вокзал морской! Ах, речка наша Северная Двинушка! Ах, ночи наши белые, море наше Белое, горячка наша белая! Ах, на кого я всё это покинула, зачем в Москву уехала!

– Действительно, зачем ты всё покинула? Оставалась бы там – меньше шуму, – пробормотала себе под нос Наташа. Она старалась не обращать внимания на этот концерт: без Интернета невозможно работать, пусть сотрудники немного отдохнут, развеются. Может, пятиминутка безумия натолкнёт их на интересные мысли. А Интернет она им сейчас добудет!

Сначала были короткие гудки, потом они сменились гудками длинными, потом техническая поддержка лениво ответила, что она у телефона. Кэт замерла и примолкла, прижимая к сердцу пятисотрублёвку с изображением родного города.

– Что у нас с Интернетом? – строго спросила Наташа, не отключая громкую связь.

– Профилактику делаем. Для вашей же пользы. Чего нервные все такие?

– Нервные, да? Значит, многие уже позвонили? Это вам ни на что не намекает?

– Намекает. На то, что все нервные. Нельзя без профилактики. Это, как бы, не обсуждается.

– А профилактику нельзя делать по ночам? Ничего, что тут люди работают? Вы срываете график! Я на вас напишу докладную на имя Мамы!

– Пишите. А по ночам мы спим. Хотите – можете сами ночью работать.

Раздались короткие гудки. Наташа отключила громкую связь. Конечно, она не будет писать докладную. Конечно, ленивые айтишники, один из которых, кажется, приходится первой тёще Прямого двоюродным племянником, это отлично знают.

Кэт, словно кто-то невидимый нажал кнопку «пуск» у неё на затылке, затянула старую песню:

– Ах, москвичи бессердечные, злые, чёрствые, не любите вы меня, уйду я от вас! Ах, архангел Михаил, забери меня отсюда, поруби диавольские орды сверкающим мечом своим! Ах, реченька родимая Маймакса, укрой меня зелёными берегами, прозрачными струями. Ах… о, кажись, заработало. Я вот сейчас напишу про их профилактику!

Она отложила пятисотрублёвку, моментально затихла и деловито зашуршала клавиатурой.

– Что, приступ ностальгии сменился приступом интернет-зависимости? – поинтересовалась Мара, подходя к её столу, чтобы забрать купюру. – Очертания родного города больше не радуют глаз?

– Радуют, радуют. Только живьём всё равно иначе.

Кэт родилась в Архангельске, в семье храброго капитана, бороздившего Северный морской путь. Рождение ребёнка совпало с увеличением объёма перевозок, за несколько лет до того совсем было сошедших на нет. Отец почти не бывал дома. Приедет, примет душ, поспит, пообедает, поспит, поужинает, поспит, навестит родителей, там пообедает и поспит, встретится с друзьями, сходит в баню, выпьет чарочку, поспит – и снова в рейс.

Отец очень хотел сына, а родилась дочь. Чтобы не расстраивать его (работа и так нервная), мать несколько лет скрывала половую принадлежность ребёнка. Соседи, посвященные в эту историю, подыгрывали.

Кэт принесли из роддома в кулёчке, повязанном голубой лентой, а затем полгода возили в голубой коляске. Она носила голубую шапочку, синий брючный костюмчик, матроску. Когда папа-капитан возвращался из плаванья, ребёнка звали Котя. Даже не звали – призывали к порядку. «Котя, уйди с балкона и не барабань половником по водосточной трубе – папа спит!»

Обман раскрылся, когда пришла пора идти в школу. Чтобы записать Катю в престижный класс, отец должен был задействовать свои связи и знакомства. Мать созналась в подлоге. Отец пожал плечами: «Значит, у меня был сын, а теперь есть дочь». Сходил «куда нужно», договорился, «с кем следует», и уплыл по Северному морскому пути. И снова привозил Кэт мальчишеские подарки: книги про моря и океаны и модели судов. А однажды, когда Катя уже заканчивала школу, подарил ей ноутбук. К Интернету она подключилась сама. С кем-то списалась, что-то кому-то переслала – и поступила в московский институт. Потом, правда, выяснилось, что за обучение там надо платить, и немало, а диплом государственного образца в институте не выдают, потому что истекла лицензия. Но Кэт уже была в Москве, и забрать её оттуда не было никакой возможности. Северный морской путь не пролегал через этот город, иначе отец-капитан приплыл бы за ней на красивом белом корабле высотой в пятиэтажный дом.

Кэт обжилась в столице, пропиталась её бензином и гарью, слилась с городским пейзажем. Лишь изредка, рассматривая изображенный на пятисотрублёвой бумажке Архангельский морской-речной вокзал, она вслух спрашивала себя: «Зачем я оттуда уехала?» Но вопрос этот главным образом был рассчитан на публику. Чтоб знали наших, северных, морских.

Итак, Кэт перестала завывать и принялась за работу. В наступившей тишине было слышно, как кричит в коридоре Вундеркинд Маша. Ей кто-то отвечал, тоже на повышенных тонах, но опознать этого человека не удавалось – второй собеседник то и дело срывался на визг.

Приоткрылась дверь. В кабинет осторожно заглянул Гогога. Убедился, что тут всё тихо, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.