Вероника Иванова - Комендантский час

— Тебе бы лучше уйти, парень, — посоветовал бабуин, — а мы все сделаем вид, что тебя здесь и не было.

— Мне нужна эта работа, — глухо, без малейшего намека на эмоции повторил незнакомец.

— Все уже решено, так что отваливай.

— Таймер остановился сам.

Что ж, в наблюдательности ему точно не откажешь. А во всем остальном?

— Моя заявка поступила вовремя. Право выбора принадлежит нанимателям.

Странно, зачем он это подчеркнул? Такое ощущение, что хотел… Ага, поддержать. Ободрить.

— Они не рискнут, — торжествующе оскалился бабуин.

И он снова мог оказаться правым, потому что Миша, явно уловивший посыл, все еще медлил с принятием решения.

Но у безликого незнакомца, видимо, имелись свои мысли на сей счет и свои стратегии поведения, потому что он не стал ждать, а вытянул вперед руку со сжатым кулаком:

— Арена.

Бабуину развитие событий не понравилось, это было заметно по сосредоточенности, доселе ни разу не посещавшей клочковатую морду. И все же приказ начальства оставался приказом: как бы ни был опасен невесть откуда взявшийся противник, страх наказания пересилил инстинкт самосохранения, и по одному кулаку стукнули другим:

— Арена!

Выходили они плечом к плечу, странно, что ухитрились поместиться в арке дверного проема.

— Мне все это снится? — потер глаза Боря.

— Я же говорил, что на Сотбисе можно найти все, — шепнул Миша мне в затылок, — даже настоящего ронина! И давайте оба, пошевеливайтесь: за такие представления обычно берут большие деньги, а мы задарма посмотрим!

Можно было, конечно, напомнить доктору, что поединщики претендуют не на сердце прекрасной дамы, а на вполне реальную зарплату, но меня куда больше интересовало другое:

— Что еще за ронин?

— Да просто наемник, такой же, как все остальные, — предположил Боря, но Миша несогласно качнул бородой:

— Наемник? Все мы наемники в своем роде… но ронины — особенные.

— Что-то я ничего подобного не слышал.

— И не мог. Ты же у нас пацифист, далекий от ратных дел.

— А ты прям ходячая энциклопедия!

— У меня просто кругозор немного шире.

Хряк обиженно фыркнул.

— Чуть-чуть, — примирительно уточнил козел и продолжил: — У ронинов не бывает хозяина.

— А как же тогда с наймом на службу? Разве одно не означает другое?

— В контрактах, которые они подписывают, никогда не бывает личных обязательств. Только строго оговоренные действия обеих сторон. И ронины всегда придерживаются поставленных условий.

— А это ненормально? По-моему, как раз наоборот.

Миша вздохнул, поудобнее устраиваясь на скамье перед ареной.

— Чаще всего они служат телохранителями, то есть все время находятся очень близко к своему нанимателю. Становятся частью его жизни.

— Все еще не понимаю.

— Даже с креслом рано или поздно возникают личные отношения. Привязанность. Неосознанная, но реально существующая. А уж с тем, кто становится твоей тенью… И когда наступает такой момент, ронин уходит.

— Почему? Ведь привязанность, наверное, упрощает его работу? Возникает доверие и все такое?

— Доверие не бывает односторонним. А если участников отношений двое, это значит, что каждый из них может однажды начать хозяйничать в жизни другого.

— И это плохо?

— Как по мне, нет. Но у ронинов на это свое мнение.

Тогда понятно, к чему эта безликая маска и все прочее.

Странные правила, но почему бы и нет?

— Сейчас начнут, — пихнул меня в бок Боря, не особо прислушивавшийся к разговору, зато во все глаза следящий за событиями на арене. Видно, даже несмотря на врожденный пацифизм, происходящее все же слегка будоражило хряка. Хотя бы в плане выяснения, насколько хорош тот, кто собирается нас защищать.

Я бы назвал сооружение, перед которым мы сидели, скорее аквариумом, чем ареной, потому что зрителей от участников поединка отделяла прозрачная стена, а пол был посыпан чем-то очень похожим на разноцветный песок. Не хватало, конечно, ракушек, домиков, декоративных скал и водорослей, но рыбки в наличии имелись. Бойцовые.

То, как будут себя вести противники, сомнений не вызывало: слишком разные весовые категории. И парни не подвели. Не пошли наперекор логике.

Бабуин сделал ставку на массу и сразу же ринулся в атаку, надеясь если не снести ронина за один заход, то хотя бы помять, но тот словно и не заметил угрозы. Даже не сошел с места, как можно было предполагать, и все же каким-то чудесным образом увернулся. То ли прогнулся, то ли выгнулся — я не заметил.

Поскольку первый блин вышел явным комом, бабуин сменил тактику, переходя в плотный контакт и начиная теснить противника к краю арены, вздымая в воздух цветные облачка. Удары сыпались бесперебойно и вроде бы должны были попадать в ронина, потому что тот двигался по-прежнему слишком мало. Вроде бы. А на деле…

Он просто делал шаг, потом еще один. И еще. Медленно, размеренно, лениво. И не поднимал рук: ладони как покоились на бедрах в самом начале поединка, так там и оставались.

Наверное, это особенно злило бабуина. То, что противник не отвечает, а только уклоняется. С другой стороны, ставленник Коляна ничего не мог сделать, кроме как продолжать начатое и выкладываться по полной. И никого из нас не удивило, что в одну из атак он снова промахнулся, не удержался на ногах, полетел носом в песок, да так там и затих.

Пока мои приемные родители поздравляли друг друга с чужой победой, я воспользовался моментом и подошел поближе к тому участку стены, от которого было ближе всего до поверженного противника. Дистанция все еще оставалась слишком большой, чтобы разглядеть детали, но справа от морды песок был уже не разноцветным, а однотонным.

Ржаво-красным.

Значит, один удар ронин все же провел? Ага. И этого хватило.

— Есть вопросы?

Что-что, а подкрадываться он умел: бесстрастный голос прошуршал прямо у меня над ухом. Испугал? Немного. Но не настолько, чтобы не обернуться и не спросить:

— А можно было обойтись без кордебалета? Время бы сэкономили.

Глупо, наверное, смотреть не в глаза, а в неспособную что-то выразить маску. Но я смотрел. Пока не услышал:

— Это твое условие?

— Нет у меня никаких условий. Не я же с тобой контракт подписывать буду, а…

— Вообще-то и ты тоже, — поправил меня Миша.

— С какой такой радости?

— Предприятие ведь семейное, — напомнил Боря.

Ощущения были странные. С одной стороны, происходящее очень даже грело душу, потому что доказывало: меня признают. Равноправным участником. Партнером. А с другой казалось: затягивают в какой-то бездонный омут. Благими намерениями, корыстными — разница небольшая. Еще один шаг, и уже не выпутаюсь. Стану условной фигурой на доске, и буду послушно ходить по клеточкам так, как угодно тому, кто играет партию.