Обедин Врочек, - Фабрика уродов (книга вторая Дикого Таланта)

(Наемник)

Это был жаркий день. Самый жаркий за последнее лето, решил Гилберт Кёльдерер. "Будь я проклят, если это не так". Он закончил поливать мочой чахлую траву, подтянул завязки штанов, быстро пересек залитый солнцем двор, торопясь уйти с солнцепека. В последний момент, прежде чем войти в тень постоялого двора, молодой наемник на мгновение обернулся и поднял глаза вверх.

По истомленному жарой, выгоревшему до бела небу тянулись росчерки едва заметных облаков. Косматый шар солнца, словно взорвавшийся в опаленной выси, расплескивал вокруг море безжалостного огня. Когда Гилберт отвернулся, перед глазами заскакали черные пятна.

В следующее мгновение все вокруг сдвинулось. Гилберт едва удержался на разом ослабевших ногах... выпрямился, едва сдерживая тошноту. Это было похоже на предчувствие.

Словно по твоей могиле прошел гусь. Дурацкая поговорка, но...

Оставаться в Приюте более незачем.

Нет, безусловно, этому городишке, лежащему так близко от Наола, что он фактически можно считаться предместьем, было что предложить человеку с патентом наемника. Рубак, прибывших прощупать почву и присмотреться к командирам, под начало которых можно пойти, из-за слухов о грядущей войне с Лютецией было много. Вербовщики из Наола приезжали постоянно - что от герцога, что из Ура, так что пристроить свой меч будет несложно. И даже деньги, судя по разговорам за кружкой вина или бутылкой граппы, платят хорошие, но Гилберта не прельщала служба в солдатах.

Он предпочитал работу менее рутинную, и с как можно меньшим числом командиров за плечами.

Наверное, сюда вообще не надо было и приезжать-то. Не в первый раз он поддается наитию, и пора взять за правило - ничего путного из этого не выходит. Вот последняя попытка... дернула же нелегкая поддаться импульсу и взять билет на поезд, увязавшись за странной парочкой, встреченной в привокзальной таверне несколько дней назад.

Заика-дворянин из Ура и приземистый, но широкий в плечах телохранитель-варвар, его телохранитель варвар. В последние дни они занимали все его мысли.

От них веяло загадкой. Приключением.

Шансом на удачу.

И он пошел на этот флер, как ослик за морковкой.

Хотя по правде, не так много вариантов оставалось. Во Фронтире все равно нельзя было задерживаться. После заварушки в таверне, где было убито несколько солдат барон фон Талька, одного из многочисленных местных лордов, ноги следовало уносить подальше. Барона не зря называли Бесноватым - поговаривали, у него случались припадки бурной ярости.

Гилберт лелеял надежду, что уранийский дворянин вспомнит его, "случайно" встретив еще раз - уже в Наоле. Вспомнит и оценит услугу, которую он им оказал, когда помог немного уравнять шансы против людей фон Талька и наемничьего отребья, затеявших побоище. У уранийских нобилей, рассказывают, есть традиция набирать личные дружины для решения деликатных дел, а он, Гилберт, всеми статями для такой службы вышел. Увы, на месте все сложилось иначе.

На месте местный патруль тот час завернул всех наемников и отправил вон из Наола - в Рыцарский Приют, ныне просто Приют.

Похоже, и служба и приключение обошли стороной. Наитие в очередной раз подвело. Так стоит ли его слушать сейчас, когда оно кричит об опасности?

Гилберт почувствовал, как за шиворот между лопаток скатилась ледяная - в такую-то жару! - струйка. Нахлынуло непреодолимое желание бежать отсюда, рвануть прямым ходом на станцию... вскочить на поезд, в грошовый "медный" вагон, куда угодно, хоть на крышу. И чтобы каменный гигант уныло тянул поезд по степи, а Свинцовая тропа глухо стучала под его ногами.

Оказаться как можно дальше отсюда.

Сейчас, мгновенно. Не раздумывая.

Пока есть время.

Город давил на него атмосферой неизбежности. Он упорно притягивал войну и жил только ее ожиданием. Войны ждали солдаты, расквартированные по казармам и завербованные наемники, пропивавшие авансы по кабакам и тавернам.

Кёльдерер любил драться и не любил воевать. Его не устраивало, когда промежутки между драками заполнялись муштрой, командами и исполнением тупых обязанностей, половина из которых нужна исключительно чтобы держать солдат занятыми, дабы они не грабили окрестные огороды и не портили девок.

Если война приблизится к Наолу еще на несколько шагов, быть наемником без белой повязки станет просто опасно. Его уже несколько раз проверяли местные стражники, чтобы убедиться, что не шпион. Пока удавалось отбояриться байками про "пришел меч продавать" и мелкими взятками, но скоро не прокатит. Если не арестуют, то возьмут и поставят под ружье силой.

Надо уезжать.

Прямо сейчас.

Гилберт чуть так и не сделал. Он даже шагнул с крыльца обратно, в тень, в выгоревшую траву. И тут его настигла другая мысль.

"Вещи". Гилберт остановился. Это мгновение и стало роковым.

Он не был жаден до помрачения рассудка, как многие ландскнехты. Не привязан к своим вещам как каторжник к чугунному ядру...

Но там, наверху, в каморке захудалой гостиницы, снятой в складчину на четверых, остался его цвайхандер.

Гилберт постоял еще мгновение, жарясь на взбесившемся солнце, которое било по лицу горячей подушкой. Кожа на лбу заныла, как от ожога... запах навоза и сухой травы лез в нос.

Другой, более опытный человек на его месте, человек, проживший хотя бы лет на пять больше, не медлил бы и секунды.

Потому что опытный солдат знает, как важно доверять инстинктам. Держать уши торчком, нос по ветру, а задницей чуять так, что если уж она сжимается от недоброго предчувствия - значит надо все бросать и бежать. Сразу. Можно и под чужие знамена - если нет других вариантов. Только так выживают.

Более опытный наемник бы уже был на полпути до станции.

Но Гилберту только недавно исполнилось семнадцать лет.

Всего семнадцать.

Оставшийся в гостинице цвайхандер, или фламберг, как его тут называли, означал полуторный заработок для наемника, а то и двойной, если согласится капитан (несмотря на молодость Гилберта, иногда соглашались). Даже сейчас в эпоху пороха и мушкетов, тертые капитаны считали не лишним держать в ротах парней специально для развеселых рукопашных заруб. Еще старый двуручник означал судебные поединки и возможность защищать невинных. Гилберт снова вспомнил - и это было так же остро и светло, как много дней назад... Девушка и ее мать, которых он спас от разорения, а то и худшего наказания. И они смотрели на него, как на настоящего рыцаря света.

Слезы в глазах блондинки... ее уютная, почти домашняя красота и веснушки на носу.

Он покачал головой. Возможно, это самое главное. Справедливость. Хотя думал в это время о красивых загорелых плечах. И о груди. Высокой крупной груди.