Дмитрий Видинеев - Предел. Дети палача

Почему-то эти слова вызвали у Фарамора злость. Он быстро подошел к пульсирующей стене, погрузил в ее мягкую слизистую плоть руку и с яростью прошипел:

— Я не безумец, Сэдра и я не был в Великой Пустоте! А твоя сестра Шанн считала меня ничтожеством, за что и поплатилась! Ее убило высокомерие!

От его руки в разные стороны быстро поползли черные отростки. Они извивались, как змеи, ныряли в склизкую мутную глубину, с чавканьем выныривали и тянулись дальше. Сэдра закричала. Бледные твари с визгом заметались между стволов. На стенах начали вздуваться и лопаться пузыри.

Фарамор чувствовал, как в него вливается сила, вот только она напоминала мутный истощенный ручей, которому приходилось преодолевать множество преград.

Сверху из зеленой хмари вывалилось и повисло на маслянистых жгутах женское тело — мертвенно серое, изъеденное язвами, блестящее от слизи. Волосы походили на спутанные водоросли, в глазах мерцали красные искры.

Фарамор выдернул руку из стены.

— Решила показаться? — со злой усмешкой спросил он.

— Я и не скрывалась, — ответила женщина.

— Выглядишь просто ужасно, — Фарамор помнил, с какой таинственной зловещей грацией предстала перед ним демонесса в ночь из знакомства. Сейчас же ему было противно смотреть на это жалкое подобие прежнего величия.

— Ты же знаешь, что это всего лишь человеческое тело, через которое мне проще общаться с тобой, — сказала Сэдра. — Людская плоть слишком недолговечна, а заполучить свежую для меня сейчас проблема. С тех пор как мы расстались, в Совиное Око не заходил ни один человек. Мои ворхи тоже голодают…

— Да ты, похоже, пытаешься меня разжалобить? — Фарамор рассмеялся. — Ты, уничтожившая во мне жалость, пытаешься разжалобить? Забавно.

— Нет, не пытаюсь. Я не столь глупа, как может показаться твоему обезумевшему рассудку.

— Осторожней со словами, Сэдра, — предостерег Фарамор.

— А что изменится, если я буду с тобой ласкова? — женщина плавала в воздухе на черных жгутах и ворхи из сумрака зала смотрели на нее как завороженные. Пульсация в стенах немного успокоилась, стволы-сухожилия больше не дергались в агонизирующем танце, а медленно волнообразно колыхались, будто Сэдра смирилась с неизбежным, и ее отчаяние перешло в апатию. — Ты ведь все равно убьешь меня, — продолжала она. — Знаешь, я не хочу умирать, но к собственной смерти отношусь уже не так как раньше. Я даже понимаю свою сестру Ошару, которая ушла в небытие по собственной воле. Все смертны, даже боги. Когда долго об этом думаешь, со временем начинаешь меньше ценить то, что имеешь, даже жизнь. Совсем недавно я видела в своем существовании определенный смысл, но не теперь.

— И ты позволишь мне забрать твою жизнь без боя? — удивился Фарамор.

— Позволю, — женщина на несколько мгновений взмыла вверх и плавно опустилась. — Да, позволю. Я могла бы обрушить своды зала и толща земли и камней погребли бы тебя, Темную Искру и меня… но я не стану этого делать. Нет, не стану. Искра продолжит свой путь. Я — зло, мальчик, и даже сейчас, когда до небытия остается всего лишь шаг, мной движет ненависть. Не мне разрушать замыслы Искры. Я хочу, чтобы после моей гибели воцарился хаос, чтобы этот жалкий мирок сполна познал, что такое страдание! А я… я уйду бесславно и тихо, но ведь это не важно, когда о тебе никто и не вспомнит.

«Есть один демон низшего порядка, который будет помнить о тебе, Сэдра, — подумал Фарамор. — И он сейчас слышит твои слова. Он даже будет сожалеть, что ты ушла в небытие».

Неожиданно для самого себя Фарамор испытал уважение к демонессе — всего лишь слабый отголосок того прежнего чувства, которого он лишился после уничтожения Шанн. Чувства слишком человечного, чуждого Темной Искре и потому немного пугающего. Он поморщился, будто испытав боль.

— Ты готова, Сэдра?

— Нет, мальчик, — печально ответила демонесса. — Такое существо как я, прожившее тысячелетия, не может быть готово к гибели, но что тебе мой страх? — она проплыла над полом, приблизившись к Носителю Искры, и протянула руку, которая тут же окуталась темной дымкой. — Забирай же мою силу, сын палача. Забирай! — в ее глазах вспыхнуло пламя. — Сэдра, одна из трех королев Огненных равнин отдает тебе свою силу без боя!

Фарамор решительно схватил ее осклизлую полуразложившуюся руку и тут же почувствовал, как внутри него разразилась буря. Ледяные волны невообразимой мощи хлынули по венам-рекам, в океане сознания бушевал шторм. Темная Искра наслаждалась, с жадностью зверя пожирая сущность демонессы. Фарамор ощущал себя целым миром, в котором зарождалась чудовищная, непонятная для человеческого разума жизнь. Тело юноши окуталось черным туманом. Плоть стен зала начала покрываться серой морщинистой коростой, колонны-сухожилия сжимались, превращаясь в подобие усохших стеблей гигантских растений. В глубине зала что-то трещало, словно там, в темноте, ломалось сотни костей одновременно. Наверху черный блестящий сгусток со стоном втягивался в недра зеленой хмари и появлялся снова.

Пламя в глазах женщины затухало. Ворхи, как мраморные статуи стояли возле стен, не отрывая взгляда от Фарамора. На них будто листья оседали кружащиеся в воздухе серые струпья.

Жизненный источник сущности Сэдры иссякал. Искра безжалостно вытягивала из демонессы последние силы. Стены стали похожи на старый пергамент, от которого омертвевшей кожей с сухим шелестом отслаивались широкие лоскуты.

Наверху, в ставшем неподвижным зеленом тумане, черный сгусток покрылся коркой. Жгуты, которые от него тянулись и поддерживали тело женщины, обмякли. Фарамор чувствовал: Сэдра вот-вот умрет. Еще несколько мгновений и Искра опустошит ее полностью.

Неожиданно, сквозь затихающую бурю в сознании, промелькнула мысль: «В том, как уходит демонесса есть определенная гордость». А еще он понял, что смерть Сэдры не принесет удовлетворения.

Фарамор разжал пальцы, и рука женщины выскользнула из его ладони. Связь нарушилась. В зале царила тишина. Даже бледные твари затаили дыхание. Но он слышал в себе яростный вопль Темной Искры, которая приказывала возобновить связь и поглотить силу Сэдры полностью, до последней капли.

— Нет! — упрямо возразил Фарамор. — Я решаю, что мне делать, а не ты!

Женщина дернулась, и один из поддерживающих ее жгутов оборвался и упал на пол как обрезанная лиана. Туман под сводами зала еле заметно всколыхнулся. Шепотом, с трудом проговаривая слова, демонесса произнесла:

— Почему… я еще жива? — в ее глазницах, будто далекие звезды, мерцали огоньки — жалкий отголосок былого дикого пламени.

Фарамор ответил не сразу. Он прошелся по залу, задумчиво глядя себе под ноги, и наконец, произнес: