Карина Демина - Ненаследный князь

— Сочувствую, — сказал король, выпуская колечки дыма, темно-лилового, с характерным красноватым отливом, каковой свидетельствовал об исключительном качестве табака.

Кольца поднимались к потолку Охотничьего кабинета, к росписям, и таяли меж рисованных ланей, кабанов и гончих… в дымах прятались массивные кони охотников и лица их…

— Эта ваша привычка совершенно невыносима, — брюзгливо заметила королева, принимая очередную газету из стопочки на серебряном подносе. Выглаженные, избавленные от характерного запаха типографской краски, газеты эти виделись его величеству поддельными, лишенными чего-то важного, пусть он сам не знал, чего именно.

— Дорогая, — король провел пальцем по янтарному узору на мундштуке, — вы стали очень раздражительны. Не завести ли вам любовника?

Королева вспыхнула.

И мизинчик ее коснулся узких губ.

— Как вам князь Щебетнев? Еще тот шельмец, пусть и немолод уже… и не курит…

— Вы об этом так говорите…

Ее величество зарделись совершенно по-девичьи… и выходит, что не почудилось королю то ненавязчивое внимание, которое Щебетнев уделял королеве.

— Как есть, так и говорю… — Король выпустил очередное колечко и, откинувшись на атласных подушках, украшенных вышивками ее величества и принцесс, принялся разглядывать потолок… следовало признать, что Гданьская резиденция нуждалась в ремонте. Лица охотников пожелтели, а местами и вовсе стерлись. Роскошные наряды пошли пятнами, местами и вовсе штукатурка вздыбилась, грозя отвалиться.

Ремонт нужен.

Но где деньги взять? Совет вновь заговорит о непомерных тратах на содержание двора и о бюджете, который подобных трат не предусматривает…

— И для здоровья полезно, и для настроения… главное, не допустите скандала.

Ее величество фыркнули, разворачивая желтоватые страницы «Охальника», который читали с немалым интересом, хотя всячески подчеркивали, что к газетенке этой прикасаются исключительно, дабы быть в курсе интересов подданных…

Пускай себе.

И его величество вернулись к заботам насущным… все ж таки зарастающий плесенью потолок его беспокоил. А в Белой гостиной и вовсе по стене, прорывая шелковые, расписанные серебром обои, трещина поползла. Подвалы вновь подтопило… и проблема куда как серьезней имеется: подмыли подземные ключи фундамент, вот и оседает древняя резиденция со всеми ее гостиными, кабинетами, бильярдными, со статуями и горельефами, за которые в свое время немалые деньги дадены…

— Ужас какой! — воскликнула королева, роняя лопаточку, которая упала на стол со звуком глухим, раздражающим.

— Где? — не открывая глаз, уточнили его величество.

Карезмийский табак кружил голову, а во рту оставлял терпкий привкус горького шоколада, смывать который полагалось кофием. И надо бы велеть, чтобы принесли, однако для того требовалось бы дотянуться до шелкового шнура, который ведет к колокольчику… всего-то в полусажени этот шнур свисает, но ныне и это расстояние мыслится непреодолимым.

…угодил родственник, хорош табак, замечателен просто… но на рынок его беспошлинно, как о том карезмийцы просят, пускать нельзя. Собственные табачники не удел останутся… нехорошо…

— Здесь! — Королева шелестела страницами и платьем… — Ты только послушай… они утверждают, что эта девица беременна от тебя!

— От меня? — Его величество с неудовольствием приоткрыли левый глаз, припоминая всех девиц, которым за последние месяцы внимание уделяли.

Трое…

…а ведь были времена…

…были и прошли, ныне возраст, и пусть еще не старость, но уже тело ослабло, покоя желает, а не увеселений. Нет, сам-то король ничего против увеселений не имеет, однако же собственные силы и умения дворцовых целителей оценивает здраво.

И, открыв второй глаз, он с уверенностью заявил:

— Врут, дорогая.

— Да? — Королева выглядела обеспокоенной. — А пишут, что…

— Дай сюда. — Он отложил трубку и руку протянул, испытывая подспудное раздражение, что тихий этот вечер, каковые ныне были редкостью, разрушен. Королева безропотно протянула газету со статейкой.

И снимок имелся свежий.

И написано было живо, увлекательно…

— Врут, — спокойно ответил король, пробежавшись по строкам. — Сами посудите, дорогая, вы же присутствовали на открытии конкурса… и эта… девица, уж простите за каламбур, именно девицей была.

Королева прикусила мизинец.

Не то чтобы она не знала об изменах супруга — знала и по давней договоренности, благодаря которой брак этот был крепким и по-своему счастливым, закрывала глаза. Но одно дело очередная интрижка и совсем другое — ребенок.

— И, конечно, лишить девицу девичества — дело нехитрое… но вот чтобы за несколько дней она и забеременеть умудрилась…

Король хмыкнул.

И ее величество с немалым облегчением выдохнули. Все же бастард — это… оскорбительно…

— Да и ошибочка вышла. — Его величество ткнули в газету пальцем. — На эту красавицу Матеуш нацелился…

— Она ему не подходит.

— Ах, дорогая, тебе волю дай, так ты мальчика вовсе в монастырь спровадила бы… Анелия тебе тоже не нравилась.

— Развратная особа.

— Развратная… как есть развратная. — Его величество цокнули языком, припоминая очарование этой развратной и напрочь аморальной особы, которая…

…впрочем, некоторые воспоминания он предпочитал держать взаперти.

— Мальчик страдает. — Королева дотянулась-таки до шнурка.

Ей хотелось шоколада.

Горячего, украшенного пышной пеной взбитых сливок и темно-красной вишенкой, с каплей коньяка или травяного бальзама. И пусть придворный целитель с придворным косметологом вкупе твердят, что сладости ее величеству вредны, но… чем-то надо себя радовать?

— Мальчику заняться нечем, — проворчал король, но кофию потребовал. — Все страдания его — от безделья… а вы ему потворствуете!

Ее величество оскорбились и замолчали.

Благодатная тишина длилась недолго. Его величество успели сосчитать трещины на желтоватом лице амазонки, заметить пару дохлых мух, что лежали меж стеклами, и услышать, как шуршат под глянцевым паркетом мыши. Подали и шоколад, именно такой, какой хотелось королеве, и серебряный кофейник с крохотными, чуть больше ногтя, чашечками.

Кофий ее величество разливали лично.

Перемирие, значит…

— Люди поверят, — сказала она, мизинчиком указывая на газету, что так и осталась лежать на краю стола. — Мы должны что-то… предпринять.

— И что вы предлагаете? Судиться?

…и изваляться в грязи?

— Отнюдь. — Все же ее величество была по-женски умна. — Суд или опровержение будут восприняты… неправильно.

Права. Вновь заговорят о самодурстве и королевской власти, каковая слишком уж… абсолютна.