Карина Демина - Ненаследный князь

— Нет, — ответила Евдокия, силясь справиться с паникой.

— Почему? — Аполлон выпятил губу, и подбородок его мелко затрясся, видать, от переполнявшей жениха обиды.

— Что ты тут делаешь?

— Тебя жду. Хочешь? — Он щедро протянул Евдокии петушка, лизнув напоследок. — Вот тут еще не обкусывал…

На леденцовую грудку налипли крошки.

— Аполлон, — подношение Евдокия проигнорировала и, сделав глубокий вдох, велела себе успокоиться, — я тебя спрашиваю, что ты делаешь в нашем купе?

— Я… от мамки сбег.

Он уставился на Евдокию, часто-часто моргая.

Сбег.

В рубахе белой, с расшитым воротом и латками на локтях. Рубаха перевязана широким поясом, синим, но желтыми тюльпанами затканном. Полотняные, сизого колеру, портки топорщатся пузырями, поверх стоптанных сапог надеты новенькие галоши…

Сбег, значит.

И сумку прихватил, локотком к себе прижимает, поглаживает.

Евдокия потрясла головой, надеясь, что все бывшее до сего момента — лишь сон, пусть и удивительно правдоподобный, но… она откроет глаза и очнется в купе первого класса аглицкого пульмановского вагона, который не стоит, но…

— Ты злишься? — робко спросил Аполлон. — Прогонишь, да? Мама сказала, что ты в столицу едешь… за женихами… и я с тобой.

— За женихами?

Аполлон нахмурился, кажется, с этой точки зрения он свое путешествие не рассматривал. Впрочем, думал он недолго, вероятно оттого, что процесс сей был для него непривычен и вызывал немалые неудобства.

— Не. Я за женой. Ты ж за меня не пойдешь?

— Не пойду. — Евдокия присела.

Сумасшедший сегодня день.

— И ладно, — как-то легко смирился Аполлон, но счел нужным пояснить: — Ты ж старая.

— Я?!

Старой себя Евдокия не ощущала.

— Мамка так сказала, что ты перестарок, а все равно кобенишься. Ну я и подумал, зачем мне старая жена? Я себе молодую в столице найду. Красивую.

— А я, значит, некрасивая?

— Ну… — Аполлон явно заподозрил неладное и, прижав изрядно обслюнявленного петушка к груди, произнес: — Ты, Дуся, очень красивая… прям как моя мама.

Евдокия только крякнула, проглатывая столь лестное сравнение. Отчего-то припомнились усики многоуважаемой Гражины Бернатовны.

— И я тебя боюся…

— С чего вдруг?

— Мама сказала, что ты ее со свету сживешь, а меня в ежовых рукавицах держать будешь. А я не хочу, чтоб в ежовых… они колются.

— А… тогда понятно.

Выставить.

Позвать проводника и… Аполлон же, ободренный пониманием, продолжил рассказ:

— Я тогда подумал, что раз ты в Познаньск едешь, то и я с тобою… найду себе невесту.

— Молодую и красивую…

— Ага…

— И без рукавиц…

— Точно.

— А если не найдешь? — Дурной сон явно не собирался заканчиваться, потому как был не сном, но самой что ни наесть объективной реальностью.

— Почему? — Удивление Аполлона была искренним. — Маменька говорит, что в Познаньске Хельма лысого найти можно, не то что невесту… она говорила, что сама меня повезла б, когда б было на кого лавку оставить. Вот я и…

— Сбежал.

— Ага! — Он лизнул петушка. — Утречком до вокзалу… а там в вагон… и опаньки.

И опаньки… точно, полные опаньки, куда ни глянь.

— Аполлон, — Евдокия потерла виски, потому как мигрень, отступившая было, явно вознамерилась вернуться, — а деньги у тебя откуда?

— Так у маменьки взял…

— И билет ты купил?

— Ага…

— Хорошо. Замечательно просто… Аполлон, а здесь ты как оказался? В купе.

— Ну… я подглядел, куда вы садитеся… и как поезд стал, то и пришел. Хотел раньше, но проводник пущать отказался. Вот.

Какой замечательный человек, этот проводник. Евдокия мысленно пожелала ему долгих лет и здоровья, а еще огорчилась, что недавняя остановка вынудила проводника покинуть свой пост…

Впрочем, из сказанного Аполлоном она уловила одно: билет у него имелся.

— Аполлон, — она сделала глубокий вдох, уже догадываясь, что выпроводить потенциального жениха будет не так-то просто, — ты должен уйти.

— Куда?

— К себе.

— Так… далеко… мы верст тридцать уже отъехали, — просветил Аполлон и, высунув розовый язык, лизнул безголового петушка.

— Я имею в виду: в тот вагон, в котором ты ехал. Понимаешь?

Он кивнул, но с места не сдвинулся. Напротив, поерзал и почти чистой рукой вцепился в диванчик.

— Не пойдешь?

…этого портфелем бить бесполезно.

— Не пойду.

— Почему? — ласково осведомилась Евдокия.

— Там душно… и жарко… и мухи летают.

— Словно духи… — всплыло в памяти не к месту.

— Не, просто мухи. Жужжат… а еще баба рядом едет, толстая и взопревшая, — продолжал перечислять Аполлон. На секунду он задумался, а после выдвинул очередной аргумент: — И коза.

— Взопревшая?

Евдокия чувствовала, что еще немного — и позорно завизжит. Или в обморок упадет, не голодный, но самый обыкновенный, нервический, который время от времени приключается с любой девицей.

— Почему взопревшая? — удивился Аполлон. И тут же признался: — Не знаю. Я козу не нюхал. Просто коза. Беленькая… она на меня смотрит.

— Любуется, должно быть.

Евдокия присела и сдавила голову руками. Спокойно. Вот появится проводник, и ему можно будет перепоручить это недоразумение… в конце концов, Аполлон взрослый уже… и что с ним случится?

Что угодно.

Обманут.

Ограбят.

А Евдокию потом совесть замучит… но не терпеть же его до самого Познаньска?

— А хочешь… — Аполлон протянул руку и погладил Евдокию по волосам. Ладонь его широкая была не особо чиста, и на волосах, кажется, остался карамельный сироп. — Хочешь, я тебе стихи почитаю?

— Про бабу?

— Про бабу… и про козу… ты не переживай, Евдокиюшка… вот доберемся мы до Познаньска…

…к следующему вечеру, когда Евдокия окончательно свихнется.

— …и найдем тебе жениха хорошего… доброго… а мне жену.

— Тоже добрую?

— Ага… она мне собаку завести разрешит.

— А может, ты домой вернешься? — робко предложила Евдокия. — Без жены. И просто собаку заведешь?

Аполлон вздохнул. По всему выходило, что жениться ему не так уж сильно хотелось.

— Не, — ответил он, подпирая щеку пудовым кулаком, — не выйдет. Мама сказала, что сначала надо жену завести, а потом уже собаку.

А маму он слушать привык.

И Евдокия, обняв портфель, в котором лежали документы, более не казавшиеся столь уж важными, закрыла глаза. Все наладится… непременно наладится… в конце концов, было бы из-за чего в панику впадать… это ж не пожар на прядильной фабрике, только-только отстроенной… и не мор, который на овец напал, отчего цены на шерсть выросли втрое… и даже не падение акций компании «Сильвестров и сыновья» на третий день после того, как Евдокия в оные акции четвертую часть свободного капитала перевела.

…подумаешь, жених…