Михаил Исаков - Ловушка для героя

Вычислили его, когда он еще не мог ходить. Отвезли "куда надо", как водится. О произошедшем мало кто узнал.

И уж, конечно, ничего не знал обо всем этом Саша. Он вообще не имел никакого представления и даже не догадывался о том мире, где очутился. Вика? Что Вика? Наговорила непонятных вещей, что хочешь, то и думай.

Думать не хотелось.

Ему было хорошо сидеть на припекавшем солнышке и наблюдать за игрой носящейся с визгом деревенской детворы. Способности остались для него тайной, как и происшедшее пару дней назад события. Он помнил что-то весьма смутно. Нечто среднее между впечатлениями от "классного" фантастического фильма и компьютерной игры, в которую играл всю ночь — череда ярких картинок.

Очнулся он уже здесь. Милуша принесла утром парного молока и разбудила его. Вот она идет мимо с ведрами воды.

— Здравствуй, Милуша.

— И тебе здоровья, Saschah. - поздоровалась с улыбкой девушка. Каждый раз как она произносила имя этого странного парня, она улыбалась. Не смеяться над его говором не было никакой мочи.

— Что ты делаешь? — Саша решил воспользоваться случаем и поболтать с симпатичной крестьянкой, а заодно повторить те немногие фразы, которые он успел запомнить. Надо же учиться понимать жителей этого мира.

— Я за водой ходила на Святой Источник. — Милуша поправила непослушную черную прядку волос, выбившуюся из-под белого чепчика. Кто знает, тот никогда не заговорил бы с девушкой, на которой чепчик. Он означает, что она уже невеста и до самого замужества такие вольности могут бросить тень на будущий брак. — Там я видела Алекса.

— Алекс… Это хорошо. — Саша хотел сказать, что был бы рад его сейчас увидеть, но, естественно, не смог.

— Да, ты прав. Он хорош. — Будущая жена не собиралась неукоснительно выполнять принятые правила поведения для невест. К тому же ей нравились оба загадочных гостя. Один был молод и смазлив. Жаль только, совершенно не мог говорить по-человечески. Другой был статен и силен. От каждого его движения веяло мужественной силой. Ему бы воином быть, а не лекарем.

— Милуша, что это? — Познание мира требует пытливости.

— Небо.

— Nehboh.

Девушка захихикала в кулачок.

— ??? — Пытливость же требует умения не обращать внимания на смех и первоначальные неудачи.

— Дерево.

— Dehrev`oh.

Девичий смех стал громче.

— Милуша… Я идти… Алекс.

— Нет. Не надо тебе туда идти. Он у выборного атамана сидит. Не дело это, когда бабы да болезные в мужские разговоры встревают… Понял?

Саша, конечно же, ничего не понял и поэтому улыбался. Лишь отрицательная жестикуляция Милуши убедили его в правильности угаданной им интонации ее голоса.

— Сиди здесь. Он к тебе придет. Понял? — Девушка хотела быстрее закончить разговор. Уж очень красноречив был взгляд матери, выглянувшей из амбара.

"Нельзя, так нельзя. Все равно, — здраво решил Саша. — Буду учить иероглифы".

Парень вернулся к своему прерванному занятию. Он пытался правильно нарисовать на земле знаки, показанные ему Алексом. Это было, несомненно, дурацкое дело. Он не помнил их сложную многозначность и никак не мог заставить ложится отдельные составляющие символов в соответствии с классическими пропорциями. Самое обидное было в том, что никто не мог ему помочь кроме Алекса. Как оказалось, все кругом были неграмотные.

"Скоро сессия, — пришла неуместная мысль о прошлой жизни. — Интересно, как там родители?"

Сейчас Саша воспринимал происходящее как романтическое приключение, особенно после первоначального кошмара, когда по ночам к нему приходила красивая женщина и на его глазах превращалась в нечто похожее на "человека — летучую мышь". Конечно, неприятностей хватало. Например, его почему-то все время норовили избить и часто приводили свои намерения в действие, но бесконечная учеба ему надоела гораздо больше, да и скукота осеннего города приелась. Сон начал превращаться из муки в отдых.

Сон? Он и сам не знал, как назвать то, что он видит каждый день. Раньше, когда он закрывал глаза, то надеялся, что проснется у себя в комнате, а из колонок будет орать "U2". Не тут-то было. Не помогло даже многократное ущипление себя за мягкое место. Все равно по утрам он видел лес без признаков поздней российской осени и своего спасителя, который напугал его при первом знакомстве больше, чем все предыдущие спецэффекты. Тогда у Алекса все руки были в крови.

Чтобы сохранить присутствие духа, Саша даже рационально решил, что находится в Подмосковье, и вокруг разворачивается игровое шоу. Говорят, такие игры вошли в моду, особенно у состоятельных людей. Но после случая у реки, которая была явно шире, чем Москва-река, и замка, который не походил, при всем желании, на новорусский особняк, его охватила апатия. Не то, чтобы ему стало совсем наплевать на свою жизнь и будущее, просто пришло понимание того, что это надолго, если не навсегда.

"Если уж обживаться, так обживаться".

— Дяденька, а чейто ты рисуешь? — Саша не увидел, как маленький чумазый карапуз подошел к нему сзади. Он повернулся на его голос и по тому, что тот показывает на иероглифы, догадался о содержании вопроса.

— Пишу я. А что… Да я и сам не все понимаю. — Саша ответил честно и серьезно. Малыш в ответ захлебнулся в смехе, закрыв глаза ручками. Ему очень понравилась незнакомо звучащая речь.

— Дяденька, а ты не друидина?

— Нет, нет. Оставь его в покое, Горан! — пришла на помощь вновь появившаяся Милуша. — Не видишь, он тебя не понимает.

— А если он друидина, то его убьют? — Малыш не унимался и хотел знать точно, как же ему относится к незнакомцу, который расположился на его любимом большом камне во дворе.

— Конечно, если бы он был друидом, то тогда, да. А так нет. Пошли, я сказала!

Горан обиженно засопел и упер руки в боки. Идти по доброй воле он не собирался. Наверняка все закончилось бы плачем и соплями, если бы Милуша не схватила малыша, без лишних разговоров, и не понесла бы к дому.

Саша, ставший немым свидетелем перепалки, так и не понял до конца, что от него хотел этот карапуз. Он продолжил рисовать руны.

"Вот это, кажется, глаз, а это… дом…"

Саша не знал, что рисует магическую формулу Сбережения Человека. Ловец так и не смог объяснить ему истинный смысл этих символов.

Он очень старался. Атаман постанывал, затыкал громкие охи кулаком, но не кричал. Слишком гордый он был для того, чтобы кричать от боли. Да и болезнь была, по его мнению, ненастоящая. Вот кабы ранили его дриады отравленной стрелой, как они это любят, вот тогда бы… А так даже рассказывать неловко. Пару дней назад полез он в погреб нормальным человеком, а вылез на карачках — в поясницу ему стрельнуло. Так и валялся бы, вскрикивая при каждом неловком движении, если бы не лекарь.