Андрей Лукин - Хозяин таёжного неба (СИ)

Он взял у Вяксы нож, взвесил его на ладони (тяжёлый!), и не слишком сильно метнул в колоду. И, конечно, неудачно. Нож ударился рукояткой и отскочил в траву. Щепля презрительно выпятил губу, хотел сказать что-то ехидное о демонах, которые не могут нож в цель вонзить, но вспомнил битву в овраге и благоразумно промолчал. А Стёпка почувствовал, как у него где-то глубоко внутри что-то ворохнулось и словно бы подумало, что руку при броске надо держать твёрже и нож сжимать не двумя пальцами, а всей ладонью. И он подобрал нож, отошёл к самой стене сарая и метнул правильно, позволив гузгаю направить свою руку. И получилось просто отлично. Нож мелькнул стремительным проблеском и вонзился прямо в центр колоды, так, словно его туда нарочно молотком заколотили, а лезвие ушло в дерево почти наполовину. Щепля шмыгнул, Збугнята расплылся в клыкастой улыбке, а Вякса опять растопырил свои глаза на демона.

Стёпка взял нож у Збугняты и почти не глядя метнул его в колоду. Нож вонзился точно под первым. Для полноты картины не хватало ещё одного ножа. Стёпка огляделся, потом достал из кармана свой, щёлкнул, выдвигая лезвие и ... От третьего удара толстенная колода с готовностью развалилась на две почти равные половинки.

- Вякса, бездельник, тебя сколь можно выкликать! - донёсся из-за сарая недовольный голос Гугнилы. - Тебя батя обыскался уже, живо до дому поспешай! И Збугнята не с тобой ли там?

Вякса охнул, подхватил свой нож и побежал домой через огород бабки Коряжихи. Щепля куда-то моментально исчез от греха подальше. Збугняту тоже ждала работа в корчме. Стёпка хотел было помочь, но Гугнила замахал руками, отобрал топор, не позволил взять вёдра, и вообще отправил подальше, да вон хоть к девицам, они шибко с тобой погутарить хотели, или на кухню ступай, поди, проголодался уже.

К девицам Стёпка, разумеется, не пошёл, на кухню его тоже не манило. Он потолкался в конюшне, посмотрел, как чистят коней, покормил самого смирного жеребца овсом с ладони... В конюшне его и нашёл долговязый Сгрыква, вечно чем-то озабоченный гоблин, обычно исполняющий обязанности посыльного при денежных постояльцах.

- Стеслав, слышь. Тебя наверх кличут. От князя, бают, человек пришёл, с тобой поговорить желает.

- Наверх, это где?

- Дак эвона, - Сгрыква ткнул толстым пальцем в распахнутые ставни на окнах второго этажа. - Живей беги, не то осерчает. Князевы люди шибко не любят подолгу дожидаться.

- Осерчает он, - бормотал Стёпка, неспешно поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж. - Я тоже осерчать могу, между прочим. Ишь, осмелели. Демона уже ни во что не ставят.

Но это он так ворчал, для прикола. Как будто он на самом деле такой утомлённый славой и могуществом всесильный демон, которому заботы простых людишек, пусть даже и князей, уже надоели, и он, если и соглашается их иногда выслушивать, то только от скуки. На самом-то деле ему интересно было, для чего это князь прислал к нему человека, и о чём тот хочет с ним поговорить. Может быть, приказал, чтобы маги сами Смаклу сюда привезли? Нет, не похоже, это было бы слишком хорошо. Да и с какого перепугу князь станет такое приказывать. Можно подумать, у него других забот нет. А о захваченном в плен маленьком гоблине он, конечно, и думать давно забыл, сразу, как только с демоном распрощался.

На втором этаже молоденькая пухленькая вурдалачка, двоюродная сестра Збугняты с весёлым именем Негрызга, шумно мыла полы, что-то при этом напевая тоненьким голоском. Она увидела Стёпку, улыбнулась ему просто так, от хорошего настроения и азартно шмякнула мокрой тряпкой об пол.

- Тебе чегось, Стеславчик? Подмогнуть надумал?

- Меня здесь человек ждёт, - отмахнулся Стёпка. - Князь, говорят, прислал.

- В ту комнату иди, - показала Негрызга. - Весичи там сидят... Меня прогнали, бранились, мешаю, мол.

Стёпка постучал, не дождался ответа и с усилием толкнул тяжёлую дверь.

За столом сидели двое. Тот, что сидел спиной, даже не оглянулся, а другой весич кивнул и показал рукой: присаживайся, мол, подожди чуток, сейчас мы закончим, и я с тобой поговорю. Лицо его было Стёпке знакомо, он его точно видел и не так давно, кажется, у князя... да, точно, у князя, сегодня утром, только он тогда был в кольчуге, и шлём ещё у него такой интересный, с высоким султанчиком из белых перьев.

Стёпка сел на лавку, осмотрел комнату, не нашёл в ней ничего стоящего внимания и невольно стал прислушиваться. Эти двое говорили вполголоса на каком-то непонятном языке, и звучал он примерно так: "курлымурлышурлытурлы". Причём говорил больше тот, что сидел спиной. А весич только кивал, соглашаясь, и иногда добавлял: "шурлыфурлы", "чурлы" или просто "кеш".

Они так недолго общались, затем знакомый весич встал и, чего никак не ожидал Стёпка, вышел вон из комнаты, даже не взглянув на сидящего отрока. И тогда через плечо оглянулся тот, второй. И вот тут-то Стёпке стало ясно, что в эту комнату он пришёл зря и что у него опять начинаются неприятности. Вернее, уже начались.

Это был колдун-оберегатель Полыня. Тот самый Полыня, который подослал сначала вредного толстяка Никария, а затем лесных разбойников во главе со Щепотой; который подкупил гномлинов, чтобы они изловили Стёпку; который, очевидно, хотел поймать его быстрее, чем это сделают связанные князевым словом маги-дознаватели. Стёпка видел его всего один раз и то мельком, но, как оказалось, запомнил хорошо и надолго. Да и мудрено было не запомнить это неприятное, даже чем-то пугающее вытянутое лицо с пронзительными, словно бы промороженными глазами.

И он подумал, что Полыня сейчас торжествующе улыбнётся и произнесёт что-то вроде "ну, здравствуй, демон", и объяснит наконец, для чего Степан ему нужен. И тогда можно будет сказать ему, что он крупно ошибся, и что у Стёпки нет никакого желания помогать ему или что-нибудь для него делать. А не надо было подсылать всяких гадов. Надо было просто по-человечески попросить, а теперь уже поздно, потому что Стёпке стала ясна вся его, Полынина, подлость и гнусность. Но Полыня ничего такого не сказал, посмотрел на Стёпку как на пустое место и опять отвернулся, словно ему до демона и дела нету. И Стёпка уже почти встал, чтобы выйти, как в комнату ввалились ещё два весича. Один был худой, даже очень худой, весь какой-то изломанный и шёл слегка боком, а второй вполне обычный, неприметный, с круглым, плохо выбритым лицом. На них были серые дорожные плащи и пахло от обоих лесом, дымом и пропотевшей одеждой. Почти так же вчера пахла и Стёпкина одежда, пока её Застуда не постирала.

Эти двое прошли мимо Степана, буркнули Полыне что-то приветственное и уселись за стол.

Стёпку это даже как-то обидело. Его не замечали, будто его здесь и не было вовсе. А зачем тогда звали? Презрение своё выразить? Указать демону его место, сиди, мол, и очереди дожидайся, она у тебя последняя? Ну так фиг вам! И он хотел встать и выйти. И у него ничего не получилось: ни встать, ни выйти. Даже рукой двинуть не получилось. Он от удивления не сразу сообразил, что его заколдовали. Взяли и заколдовали, не спросясь, каким-то таким специальным незаметным заклинанием, от которого он мог сидеть смотреть и слышать всё, что происходит вокруг, но не мог ни встать, ни даже двинуть рукой или ногой. Он не испугался (он твёрдо был убеждён, что ничего плохого они ему сделать не смогут, потому что он не весь), а просто разозлился немного на себя и подумал, что впредь ему надо быть поосторожней, а то раз за разом попадает по собственной глупости и доверчивости в разные ловушки, из которых потом приходится как-то освобождаться.