Ольга Болдырева - Без души

Могло показаться, что Эрик искушает меня. Переманивает на свою сторону, пытается завладеть моим разумом окончательно. Но ничего не происходило. Дни сменялись днями. Каждый раз, когда я смотрел на свою дочь, мне казалось, что даже если бы мне и предложили что‑то изменить, я всё равно оставил нашу жизнь с Ирэн такой, какой она медленно текла в тихой деревушке.

Первое сомнение закралось в моё сердце, когда Эллин исполнилось полгода. Я с улыбкой глядел, как Ирэн кормит нашу дочь, и вдруг знакомый тихий голос вкрадчиво прошептал над самым ухом: "А вашу ли?". Я только рассмеялся. Ирэн не могла мне изменить… да и с кем? Подобная мысль даже развеселила меня.

"А она и не изменяла тебе…" — усмехнулся голос в моём сознании. Казалось, тот, кто говорил, встал за моим левым плечом. "Не забывай, что ты не один находишься в этом смертном теле. И то, что тёмный мастер проявил себя недавно, ничего не значит. Он всегда был в тебе… Ещё до вашей встречи нити ваших судеб были переплетены слепой госпожой в единое полотно. Не забывай это, Серег. Вы — одно…".

После мной овладело безумие. В сознании раненой птицей билась лишь одна мысль. Что, если он использовал меня? Может, ему просто нужен был преемник? Именно поэтому он не трогал Ирэн во время беременности, а теперь спокойно позволял растить дочь?

Его дочь…

Я начал пить, пытаясь хоть как‑то заглушить эти мысли. Стал реже приходить домой, больше времени бессмысленно бродя по краю леса, и ничего не делал, словно небольшое хозяйство, которое нам удалось завести, могло позаботиться о себе само.

Не мог больше смотреть на Эллин. Казалось, что в её глазах вот — вот тоже появится след Зверя — промелькнут на миг красные отблески, а беззубая счастливая улыбка превратиться в гримасу злого торжества. Ирэн начала волноваться. Она все чаще и чаще молчала. Только смотрела. А по ночам — плакала.

Тот день, когда она всё‑таки решилась и заговорила, врезался мне в память раскаленным добела осколком разбившейся надежды. Оставил след, который не смогла стереть даже пустота.

За окном тихо плакал ноябрь. И деревья, слишком рано потерявшие в этом году листву, казались прорисованными тушью линиями на фоне нескончаемого потока воды. Деревенька превратилась в рисунок, автор которого ушёл, забыв его закончить. Контуры деревянных домиков еле — еле проступали сквозь серую пелену, чуть освещаемыми пятнами бледного, тонущего в дожде, света. Капли отбивали по крыше усыпляющую мелодию осени.

И снова накатывали упругими волнами боли проклятые воспоминания.

— Серег, пожалуйста, расскажи, что случилось. Я вижу, что‑то произошло. Думаю, надо выговориться, — Ирэн виновато улыбнулась.

Теперь она всегда улыбалась именно так, словно считала себя виновницей всех наших бед: жалкого существования от дня ко дню, моих редких появлений в нашем доме, глухой тоски, которая давно властвовала в наших сердцах, заменив собой нежность, страсть, мечты.

Последнее время мы говорили друг с другом всё меньше и меньше. Любовь, едва теплившаяся до рождения дочери, умерла вместе с первыми дождями. Оставалась привязанность и эта тяжесть чувства вины. Словно мы сами были виноваты в смерти нашей любви. А может, и правда были. Да, нас накрепко связывала вместе не только дочь, но и прошлое, и, в общем‑то, мы не собирались расставаться, но все остальное растворилось в боли. И возникшая неловкость застывала в воздухе глупыми вопросами.

— Ирэн, это очень трудно объяснить. Я знаю, ты сейчас скажешь, что надо попробовать. И…

— Если не захочешь — не скажу, — это было произнесено так тихо и робко, что я невольно зажмурился.

— Мне страшно, родная. За Эллин. Я боюсь, что это не мой ребёнок, — увидев, как моя милая Ирэн собирается возразить, поспешно добавил: — нет, не измена. Я боюсь, что это его ребёнок — мастера. Мне страшно, родная. Он здесь, — я прикоснулся к виску и дернул головой, словно меня ударило электрическим разрядом. Криво улыбнулся: — В моем разуме.

— Тогда не думай, — Ирэн ласково взъерошила мне волосы: — В любом случае, уже ничего исправить нельзя. И если тебя это успокоит, теперь ты — и есть он. Вы едины. Мы узнали это, Серег. Узнали, приняли и пережили. Ты никогда не станешь тёмным мастером, сколько бы этот ублюдок не пытался достать тебя из пределов тихой госпожи.

— Ты так говоришь, будто тебе всё равно! — закричал я, вскакивая с места.

Глухо ударился о пол опрокинутый мною стул. Почему она не понимает? Или просто пытается поддержать меня? Я хотел извиниться, как следующие слова Ирэн резанули ножом…

— Мне, правда, всё равно, Сергей! Это моя дочь, и я не отвернусь от нее, будь её отец хоть слугой Бездны!

Я закрыл глаза, собираясь с мыслями.

— Вот значит, с кем ты меня сравниваешь. Впрочем, ты сама была с ним — Эриком. Я ведь тогда кинулся защищать тебя, когда попал в ловушку. Быть может, ты знала всё и просто ждала? Сама участвовала в этом спектакле?

Ирэн, дёрнувшись как от пощечины, поднялась на ноги и отступила назад, когда я сделал шаг в её сторону. Сознание начало мутнеть, уступая место вырывающейся на волю силе. Злоба и отчаянье гасили последние крохи разума, которые ещё пытались спасти положение, взяв силу под контроль.

Нет, поздно.

Последнее, что я смог запомнить, как схватил со стола нож.

Ирэн с ужасом смотрела, как искажаются черты её мужа, выпуская на свет что‑то звериное, хищное.

— Ты не Серег. Ты…

Мужчина равнодушно повёл плечами. И вышел за дверь, в дождь.

Женщина, тихо всхлипнув, осела на пол, но уже через несколько мгновений, взяв себя в руки, проверила, что Эллин крепко спит и, схватив с гвоздя тонкий плащ, выбежала на улицу под косые струи ливня вслед за тем, кем стал Серег. Его надо было остановить любой ценой.

И она, конечно же, не заметила, что не закрыла в спешке входную дверь…

Сейчас:

— В двух лигах по дороге через день обоснуется небольшая разбойничья шайка. Будут ждать торговый караван из Тирра… Человек шесть — не больше. И так произойдет, что когда мы остановимся на один из привалов, Ларин отлучится в кусты, потом решит чуть отойти от нашей группы, найдя замечательную полянку. Совпадения в жизни происходят с завидной регулярностью, и иногда их можно использовать. В прошлой жизни мы успели спасти её лишь чудом. Я спохватился… Понимаешь, Эрик? Я. Совершенно неожиданно спросил у Далика, почему Ларин никак не возвращается. Скажи я это на минуту позже, они бы её убили.

Мастер наклонил голову.

— Да, случайности нужно замечать. Я не ошибусь, если предположу, что в этот раз ты спохватишься чуть позже нужного времени?

— Нет, не ошибёшься. Одно дело просто перерезать ей глотку, но это будет совсем не то. Каждому по делам его, Эрик. Ларин ничего не сделала, когда меня выводили из зала, обвиняли в предательстве. Когда вытаскивали душу. Нет, она просто смотрела. Я отвечу ей тем же: иногда бездействие оказывается куда страшнее, чем сложные ловушки и многоходовые игры. Я оставил им выбор: положиться на старую паучиху или попытаться что‑то изменить. Они выбрали. После этого я начну действовать открыто…