Максим Далин - Моя Святая Земля

Этот нож очень многое ему объяснил.

Чувствуя себя кем угодно, но уж не избранным и не королём, Кирилл отправился к себе в комнату, чтобы поискать одежду для Сэдрика.

И, когда, минут через сорок, Сэдрик в чёрном "гамлетовском" свитере и джинсах, с отмытыми волосами, вороными, как у индейца, со своим обсидиановым ножом в новом кармане, сидел в кухне и рассматривал стейк в своей тарелке, Кирилл ощущал это так, будто пытался принять на высшем уровне важного гостя.

Быть может, самого важного в жизни Кирилла.

Однако Сэдрик, явно голодный до полусмерти, даже не прикоснулся к куску отличного мяса. Он облизнул губы и поднял на Кирилла оттаявший взгляд:

— Прости, государь. И благодарен я тебе, и честь для меня — есть с тобой за одним столом, но не могу. И подыхать от голода буду — не смогу. Дар, гадюка, не позволяет. Капризный, понимаешь, с вывихом.

— Ты что, вегетарианец? — спросил Кирилл, прикидывая, что же можно предложить смертельно голодному вегетарианцу в доме принципиальных мясоедов. — Только растительное ешь?

— Нет, — сказал Сэдрик почти виновато. — Я ем всё, что подворачивается… кроме того, что Дар считает куском трупа. Прости ещё раз. Я-то решил, что ты понял. Я — с проклятой кровью. Ты же видел.

— Ни чёрта я не видел, — сказал Кирилл, и это тоже прозвучало виновато. — Я видел только, что ты пытаешься что-то показать.

— Ну так ещё покажу, если тебя не вывернет, король, — сказал Сэдрик. — Хочешь?

Кирилл кивнул. Он чувствовал мучительное любопытство и ещё нечто тяжело описуемое.

Сэдрик протянул над тарелкой здоровую руку и что-то беззвучно шепнул. Кирилл видел, как напряглись его мышцы, будто Сэдрик пытался удержать на весу очень тяжёлый предмет — и кусок жареной говядины вдруг еле заметно содрогнулся, будто по нему судорога прошла. И ещё, более явственно. И ещё.

Зрелище было чудовищным. Кирилла замутило.

— Жареное, — сказал Сэдрик. — Жареное, с костра, скажем, поднимать тяжелее всего. Но можно — видишь?

Кирилл схватил тарелку со стола и смахнул с неё всё в мусорное ведро. Кошка Клёпа проводила мясо сожалеющим взглядом, но Кирилл ничего не мог поделать с неожиданным ощущением нестерпимой гадливости.

— Ага, — сказал Сэдрик и вдруг ухмыльнулся — весело и с еле заметной тенью злорадства. — Понял, прекрасный государь. Чувствительный. Молодец. Я, кстати, думал, что белые тоже мяса не едят. Но ты, похоже, смерти до сих пор не чувствовал вовсе — потому и не понимал до конца. Дар у тебя сильный, даже очень, но не такой требовательный.

— Ладно, — сказал Кирилл, скрывая дурноту. Ему самому теперь совершенно не хотелось есть, но его гость был голоден по-прежнему, а непредсказуемость реакций Сэдрика Кирилла очаровывала. Его хотелось изучать, как инопланетянина. — Давай, ты сам выберешь себе еду. Смотри.

Он открыл холодильник. Сэдрик с любопытством заглянул внутрь.

— Ледник?

— Ну да. Выбирай.

— Яйца — это хорошо, — сказал Сэдрик, чей взгляд сразу упал на решётку с яйцами. — А это сыр, да? Что это за банка?

— Икра. Хочешь?

Сэдрик пожал плечами, тронул лимон.

— Это фрукт, да? Среди зимы? — оставил лимон в покое, отодвинул упаковку перепелиных тушек, поднял коробочку йогурта. — А что здесь?

— Кислое молоко. Доставай.

— А можно яйцо?

Кирилл улыбнулся, скрывая некоторую сконфуженность, вынул масло, несколько яиц — и принялся жарить яичницу. Сэдрик наблюдал за ним.

— Знаешь, король, — сказал он, — та твоя комната, где вода течёт — это лучшее место, что я видел в домах у людей. Так души праведников в раю встречают. И печь эта… Восторг, а не печь: чик — и огонь. Любая стряпуха бы от восторга визжала. Очень тут хорошо. Очень. Даже звать тебя отсюда — туда, домой — неловко. И жестоко… Ты, кстати, если сыром её посыплешь, будет здорово.

— Яйца твой дар не воспринимает как куски трупов? — улыбнулся Кирилл.

— Нет. Ты же и сам чувствуешь.

Да. Кирилл чувствовал. Более того, он чувствовал, как в нём самом просыпается нечто, давно дремавшее в глубине, как и язык чужого мира, на котором он непринуждённо болтал. Речь становилась всё более осознанной: Кирилл уже понимал, когда вставляет в инобытийную речь русские словечки — как понял, что Сэдрик не может знать слова "вегетарианец".

Ощущение безумия прошло. Появилось ощущение резкой перемены. Сэдрик пришёл — и перевернул все представления, воспитанные в Кирилле здесь, в круге благополучия.

"Звать меня отсюда домой неловко и жестоко, — думал Кирилл. — Но — пора меня отсюда позвать, пора мне уже начать делать то, что я должен! Пока я ещё не задохнулся во всеобщем обожании, доставив радость паре десятков друзей и родственников… — и тут чудовищная мысль отозвалась болью в сердце. — Эта радость Даши, бабушки, физички, папино крайнее финансовое везение, мамина свежесть и юность — всё это должно принадлежать целой стране! Моя родня тут плавает в благополучии, как в сиропе, изнывает от благополучия, все вокруг тянутся в этот круг благополучия, слизывают это сладкое, получают плюшки, не прилагая усилий, как и я сам… А что же происходит там?"

Кирилл даже мысленно ещё не посмел назвать это "там" словом "дома".

Сэдрик ел, пользуясь вилкой, без тени голодной жадности, с каким-то даже намёком на изысканность. Это было совсем уж инопланетно и странным образом не вязалось с его внешностью. Кирилл поймал себя на мысли, что совсем не ждал от него изысканных манер — вроде бы, для человека, который только что выглядел, как бомж, было бы естественнее залезть единственной пятернёй в тарелку.

— А ты аристократ, Сэдрик? — спросил Кирилл, чувствуя себя довольно глупо. Ну, а почему бы королю в изгнании и не задать подданному такой вопрос?

— Нет, государь, — отозвался Сэдрик, и Кириллу померещилось забавное самодовольство в его тоне. — Я — урождённый плебей. Сирота, как и ты, круглый, только ты и мать и отца потерял в тот день, когда родился, а моя родная мать пожила ещё полгода… И мне бы тоже помереть с ней вместе, но проклятая кровь — она заставляет когтями за жизнь держаться, даже несмышлёную мелюзгу.

— Тебя воспитывали чужие люди? — спросил Кирилл сочувственно, договорив про себя: "Как меня?"

— Ха! Люди… Ну что ты, король… какие же люди проклятую тварь в дом возьмут! Да если бы люди меня нашли — придушили бы подушкой, и истории моей конец. Нет, подружка отца, старого пса, позаботилась, неумершая тётка.

— Как это — "неумершая"? В смысле… и мы ведь пока не умерли.

— Мы пока не умерли, а она — неумершая. Вампир.

Кирилл еле сдержал смешок:

— Кто?!

Сэдрик вскинул на него удивлённый взгляд:

— Вампир. Проводник Предопределённости. Ты не знаешь?

Кирилл тут же подумал, что дурацкие книжки про влюблённых в школьниц двухтысячелетних кровососов не имеют никакого отношения к этой странной истории. В мире, откуда родом Кирилл и откуда пришёл Сэдрик, живут… как там? существуют — вампиры? Не такие вампиры, как в модных фильмах, насколько можно судить.