Вера Петрук - Чужая война

— Кто тебя послал? — прорычал он, поднимая хихикающего деда с земли. Ему повезло, что полуденная жара разогнала почти всех покупателей, а редкие торговцы были заняты своим товаром или спрятались в шатрах. Кучеяры трепетно относились к старикам, считая их неприкосновенными. За избиение деда, пусть и нищего, можно было угодить в тюрьму.

Подумав, халруджи затащил старика в кусты тамариска, намереваясь вытрясти из него правду. Страх лучше вина развязывал людям язык, а дед определенно что-то скрывал.

— Горы взметнутся и упадут в небо! — вдруг закричал старый кучеяр, в припадке безумия кидаясь на землю. — Туча — быстрая и злая, порвет их в клочья! Миллиарды волн вытянут свои шеи, чтобы увидеть, как умрет мир, захлебнувшись в песке. Виновные найдут свою гибель. Горе им, горе!

Повезло же наткнуться на сумасшедшего, досадливо подумал Регарди, зажимая старику рот, но следующие слова деда, раздавшиеся сквозь его пальцы, заставили халруджи убрать руки и прислушаться.

— В ореоле брызг и клочьев старого мира родится новый Нехебкай, чтобы остаться с нами навсегда, — нараспев произнес старик уже спокойнее. — Царские Врата раскрыты, и великий самум выпущен на волю. Подобный поселился в сердцах людей. Но Видящий бессилен, потому что древние дышат жарко, а гнев царя бесконечен. Темно-Синий Повелитель Пламени и Молнии! Твои слуги стоят прямо! Головы их выше небес, ноги их ниже ада…

Последние слова старик прошептал, а халруджи, ругаясь, отпрянул, словно перед ним лежала, свернувшись перед броском, самая ядовитая змея в мире. Строки из септории было трудно не узнать. Ведь месяц назад он сам с жаром повторял их, пытаясь помешать ритуалу Маргаджана.

Теперь он не сомневался, что наткнулся на серкета. Иман рассказывал, что кто-то из слуг Нехебкая до сих пор жил в городах, лелея воспоминания о прошлых делах и былом величии. На миг ему стало жаль деда, но жалость длилась недолго. Арлинг знал только одного серкета, которому мог доверять. И этот серкет был сейчас далеко. От всех других Скользящих стоило держаться подальше.

Почтительно поклонившись, халруджи осторожно отпустил старика, но тот проявил удивительное проворство, схватив его за полу плаща.

— Погоди, — прохрипел он. — Я тебя сразу не узнал, но сейчас вижу, кто ты.

— И кто я? — спросил Арлинг, выдергивая плащ из дряхлых пальцев. Меньше всего на свете ему хотелось слушать бред старого серкета, но вопрос сам сорвался с губ.

— Тот, кто убьет меня, — прошептал Скользящий, и Регарди показалось, что его голос раздался у него в голове. — Сделай это. У тебя крепкие руки и острый клинок. Не откажи старику в последней просьбе. Изменяющий близко, а я стал слаб и ничтожен. Мне не выдержать его мощи.

— Любой, кто поднимет руку на серкета, обречен на гибель в страданиях, — едко ответил Арлинг, отцепляя от себя кучеяра.

— Любой, но не тот, кто носит Метку Индигового Бога. Убей меня. Тебе ведь нравится убивать, я знаю.

«Не отвечай ему», — велел себе Регарди. Надо же было так сложиться звездам, чтоб из всех бродяг и нищих, ему попался выживший из ума Скользящий.

— Если хочешь умереть, убей себя сам. Вот, перережь вены.

Понимая, что поступает глупо, Арлинг воткнул у ног старика один из своих ножей.

— Считай, что эта монетка из золота.

Он медленно повернулся к серкету спиной, внимательно следя за его движениями, но старик брать нож не торопился.

— Ладно, Арлинг, не спеши, — усмехнулся дед. — Дам тебе за твою доброту совет.

Регарди заставил себя обернуться, стараясь оставаться спокойным. Не было ничего удивительного в том, что старик знал его имя. Серкеты были магами и могли легко узнать имя собеседника. И все же ему стало не по себе.

— Однажды перед тобой будет умирать враг, — просипел старик. Его стало совсем плохо слышно, потому что он наклонился вперед, уткнувшись лбом в землю. Казалось, что с Арлингом разговаривали покрытые пылью тамарисковые заросли.

— Он тоже будет просить тебя о смерти, и в отличие от моей его просьба будет тебе приятна. Но ты должен будешь сохранить ему жизнь, Арлинг. Так хотят боги.

— Нехебкай этого хочет? — усмехнулся Регарди. — Что ж, передай ему, что у меня много врагов, и милосердие не входит в мои привычки.

— Твой враг красив и носит кудри, — не унимался Скользящий. — Запомни это.

— Мой враг носит бороду, старик, — фыркнул халруджи, раздосадованный тем, что хитрый серкет каким-то образом узнал о Даррене. Наверное, дед умел читать мысли. Арлинг уже был готов согласиться убить старика, когда на весь хлебный ряд раздался голос Сейфуллаха. При желании его господин умел кричать громче жреца, призывающего верующих на молитву.

— Халруджи, дьявол тебя побери! Где тебя черти носят? Если увижу, что ты дуешь мохану, тебе не поздоровится!

Наверное, сделка с торговцем не удалась, а чаепитие не состоялось.

— Я здесь господин, — крикнул Арлинг, выглядывая из кустов. — От жары спасаюсь.

— Тащи сюда свою задницу! — снова заорал Сейфуллах, но в его голосе было больше возбуждения, чем злости. — У меня такая идея!!!

Арлинг не любил идей своего юного господина, так как обычно они были безумными.

— Подожди меня здесь, старик, я скоро буду, — обратился он к серкету, как вдруг понял, что тамарисковые заросли пусты. Не веря собственным чувствам, он тщательно обследовал землю и кусты, но не обнаружил ничего кроме своего ножа, по-прежнему воткнутого в глину. Старик к нему даже не прикоснулся.

— Где ты там? — нетерпеливо окликнул его Сейфуллах, и Арлинг озадаченно вылез из кустов. В последнее время у него было много миражей. Подумаешь, на одно стало больше.

— Наконец-то, — недовольно протянул Аджухам, хватая его за руку. — Пойдем, нам надо спешить.

— Твой друг-ткач даст нам денег? — спросил Арлинг, стараясь не думать о разговоре с серкетом.

— Эта высохшая на солнце личинка мусорного жука скорее сожрет свой хвост, чем поможет другу. Забудь о нем и лучше послушай. Такие идеи, как эта, рождаются редко и называются гениальными!

План Сейфуллаха действительно оказался гениальным. Только Арлинг предпочел бы отправиться на Птичьи Острова, чем играть отведенную ему роль.

— Не годится, — заявил он, зная, что его отказ все равно не примут. Но попытаться стоило, потому что он всю жизнь сражался за то, чтобы не называться калекой, а Сейфуллах за один вечер хотел превратить его в первого урода страны.

— Ты только послушай, — восторженно рассказывал Аджухам, подталкивая его к тому месту базарной площади, где надрывались цирковые зазывалы. — Чем, по-твоему, они занимаются? Заманивают наши денежки, вот чем! Цирк сикелийских уродов приезжает сюда раз в год, и попасть на него — большая удача. Нам же повезло вдвойне! Потому что именно сегодня пройдет конкурс на самого удивительного урода страны! Ты меня слушаешь? Когда я учился в Торговой Академии Самрии, то не пропускал ни одного представления! Участвовать может любой, кто отличается от нормального человека. Например, не имеет рук, ног, глаз, или наоборот, имеет их слишком много. Тот, за кого проголосует большинство зрителей, и кто наберет больше судейских балов, получает титул Первого Урода Самрии. Но самое главное — это приз! Огромная сумма! Часть ее собирают из билетов, часть из платы самих калек за участие, но самый большой кусок идет от наместника. Говорят, он без ума от подобных зрелищ. Люди в Сикелии любят смотреть на чужие увечья и готовы платить за это хорошие деньги. Помню, первые представления давались в старом здании самрийского цирка на Цветочной Площади. Так там целые очереди выстраивались. А два года назад построили новое, здесь, на Морском Базаре. Правда, чтобы купить билет участника, придется продать Свечку и оставшихся верблюдов. Но оно того стоит. Давай, халруджи, быть главным уродом Самрии — это почетно.