Вера Петрук - Чужая война

Арлинг не хотел, чтобы в руках Цибеллы появился нож, поэтому замолчал. Не каждая керхийка знала о Согдарии, не говоря уже о гранд-дамах. Впрочем, сейчас он уже сомневался, что Цибелла была керхийкой. Едва слышный акцент в произношении, чуть сладковатый запах кожи… Больше всего она походила на нарзидку, но Арлинг не знал, что нарзиды могут жить с керхами. В городе они обычно недолюбливали друг друга.

— Ну вот, — уже более добродушно сказала женщина. — Если тебе повезет, будешь только хромать.

— Хромать?

— А ты что думал? Я не бог. Такие раны бесследно не исчезают. Впрочем, ты еще можешь помолиться Нехебкаю. Возможно, он снова услышит твою просьбу.

Ага, керхийка намекала на случай с самумом у могильника. И она назвала Индигового не так, как обычно звали его кочевники. Лучше бы Аршак не оставлял их одних. С керхом, верившим в навьялов, было бы проще.

— Почему ты помогаешь мне? — спросил он прямо.

— Потому что они думают, что ты навьял, — объяснила Цибелла, кивнув на керхов. — Навьялов трогать нельзя.

— Я спросил не о них.

— Люди верят тому, что им по вкусу, — ушла от ответа женщина. — Неверие — слишком большое испытание души. Если бы ты был просто слепым драганом, не понять как очутившимся в наших землях, я была бы первой, кто перерезал тебе глотку. Договоримся так. Ты продолжаешь притворяться навьялом. Ты молчишь и не задаешь вопросы. Как только твоя нога заживет, ты нас покинешь и пойдешь своей дорогой.

— Я не уйду без вопросов. Откуда у вас эта верблюдица? — Арлинг кивнул в сторону альбиноски.

— А я думала, ты слепой, — удивилась Цибелла. — Впрочем, теперь все ясно. Тебе лучше не привлекать к себе внимания. Я не встречала ни одного навьяла, но думаю, что они должны загадочно молчать.

— Хорошо, — кивнул Регарди, решив, что о верблюдице он спросит у Аршака. Керх казался более покладистым. — А разве ты не хочешь задать мне вопросы? Мы могли бы заключить сделку. Я умею быть благодарным.

— Глупый крес, — буркнула Цибелла, но уходить не стала. — С чего ты взял, что мне интересен? Если я не выдала тебя, это не значит, что ты чем-то отличаешься от корки глины под моими ногами. Я помогаю тебе так, как ты помог бы любому драгану, оказавшемуся в беде.

«Последним драганам, которым я помог, я с удовольствием скрутил бы шею», — подумал Арлинг, вспомнив о каргалах, которые ограбили их с Сейфуллахом в Самрии.

— Ты не очень-то похожа на драганку, — ехидно заметил Регарди.

— Я помогаю своим, разве не ясно? — сердито бросила женщина. — Даже если бы у тебя на спине и не было татуировки, я все равно поняла бы, что ты серкет. Бывший серкет. — Тут она усмехнулась. — Давным-давно мне говорили, что бывших не существует, но вот она, я — живу и смеюсь над теми, кто запер себя в каменных башнях. Расслабься. Я тебя не выдам. Чтобы убежать из Пустоши, требуется не просто мужество. Тебя должно вести ощущение особой цели в жизни, осмысление чуждости миру. В тебе это есть. У серкетов много тайн, но они заживо хоронят себя вместе с ними. Мы с тобой оказались иными. Мы преодолели искушение и выбрали жизнь. Когда-то давно я, как и ты, убежала из Пустоши Кербала. И нашла спасение здесь, в керхских землях. Где найдешь его ты, я не знаю, но позволить тебе остаться с нами не могу. Два бывших серкета в одном племени привлекут внимание.

— Как ты догадалась, кто я? — осторожно спросил Арлинг, уцепившись за соломинку, которую ему предложило богатое воображение женщины.

Она приняла его за бывшего серкета, который убежал из Пустоши, забрав с собой ее тайны. Пусть будет так. Ему следовало догадаться сразу, откуда у Цибеллы был странный акцент. Так говорили все Скользящие, с которыми ему приходилось встречаться. С таким акцентом говорил он сам, ведь его учителем был иман, бывший серкет.

— Твоя татуировка, — наконец, ответила Цибелла. — Я не могу прочитать ее всю, но узнаю некоторые знаки. Они, несомненно, принадлежат серкетам. Их магия древняя и очень опасная. Эта она остановила бурю и помогла тебе выдать себя за навьяла. Если хочешь стать свободным, избавься от татуировки. Через нее за тобой следит Нехебкай. Но сейчас она нам пригодится. Самум, который догнал нас в могильнике, не первый в этих краях. Что-то происходит в мире. Что-то очень нехорошее.

На этот раз Арлинг был согласен с Цибеллой полностью — до последнего слова. Он сделает все, чтобы избавиться от следов Мертвого Басхи, как можно скорее. Что касалось самума, то на этот счет у него еще не было мнения. Но оно обязательно появится.

— И, конечно, твои руки, — усмехнулась знахарка. — У всех Воинов Нехебкая такие узоры на ладонях. Одного я знала слишком хорошо. Ты даже говоришь, как он. Ему тоже везде мерещились враги и опасность. Как говорят керхи, унылый дух сушит кости. Поверь, мир может быть не только злым и жестоким. В нем есть добро и… любовь.

Женщина вздохнула и сменила тему.

— Завтра с утра мы отправимся в большой лагерь. Аршак хочет показать тебя отцу, вождю племени. Постарайся, не разочаровать их. И надеюсь, ты закончил с вопросами.

«Нет, Скользящая, я только начал», — подумал Регарди, кивая ей в ответ. Он не был серкетом, но играть чужую роль ему было не впервые. Для Аршака и других керхов он станет навьялом, духом воина, вселившимся в тело человека, а для Цибеллы — серкетом, променявшим тайны ордена на свободу. Оставалось только не забыть снять маски, когда все закончится.

«Ты — халруджи», — прошептал он себе, не уверенный, что под этой маской было его настоящее лицо.

Потянулись длинные, жаркие дни, полные ожидания, притворства, неуверенности, боли от плохо заживающей раны и тоске по Магде, которая накрывала его каждый раз, когда он оказывался в пустыне.

Это были земли Восточного Такыра. На второй день Арлинг услышал далекий вой Каньона Поющих Душ, и уловил запах свежего ветра с вершин Малого Исфахана. Узнавание придало сил, но не подарило надежду. Проклятые, забытые всеми, кроме керхов, места. Он запомнит их навсегда и больше никогда не свернет в них для того, чтобы сократить путь.

И хотя Арлинг не впервые пересекал пустыню, путешествие с керхами отличалось от всех его прежних переходов. Караваны кучеяров плыли по пескам, как деревяшка в океане, которую мотало волнами из стороны в сторону, пока не прибивало к берегу. Керхи же не просто шли по пустыне — они в ней жили.

Регарди не знал, где находилась большая стоянка кочевников, но ему казалось, что они двигались к ней вечность. Керхи не спешили, не выставляли охрану на ночь и не высылали разведчиков на многие сали вперед — все это было странно. Их маленький отряд шел неторопливо, подолгу останавливаясь в самые неподходящие, по мнению Арлинга, часы для отдыха, когда солнце уже садилось, а ночной холод еще не проснулся. В такое время идти бы, да идти, сокращая расстояние, отделяющее его от новостей о Сейфуллахе, однако керхи разбивали лагерь и принимались готовить ужин, чтобы снова отправится в путь часа через три, когда от холода зубы выбивали нечеткий ритм, а пальцы не хотелось вынимать из густой шерсти верблюда.