dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов

Вот чавкающие, липкие звуки. Он шел к себе, оскальзываясь и спотыкаясь.

И прошел мимо. Разочарованный, отвергнутый, он встал на четвереньки, руки и ноги разъезжались в ледяной жиже.

— Подожди! Подожди, куда же ты? Я с тобой.

Тот, другой Драко обернулся, попятился.

Он встал на колени, голый, жалкий, чужой. Никак не мог найти нужный голос, нужные слова, чтобы убедить того, другого, не бояться.

— Прошу тебя?.. Я могу с тобой пойти?

— Нет! Нет! Убирайся. Ты никто.

Пошатываясь, Драко встал и протянул к беглецу обе руки. Тот, другой, засмеялся коротко и злобно, отвернулся и побежал. Драко бросился за ним. Он увязал в грязи, то и дело падал. В конце концов он просто взвыл от досады на самого себя, от злости и отчаяния.

И вновь проснулся. Все повторилось — рывок, пот, который прошиб его с ног до головы, один пропущенный удар сердца.

Поттер спал на боку, лицо его в мягком свете костра казалось и моложе, и взрослее. Скар ходил вокруг огня, шумно и жарко дышал, хрустел сломанными ветками.

Драко очень медленно, боясь за себя, повернулся лицом к Поттеру. Он стал вглядываться: не знал, зачем, но с болезненным и острым вниманием. Бледный, бесцветной ниточкой, шрам. Тени от ресниц длинные и заостренные, веки мягкие, с полосками глубоких морщин в уголках глаз. «Морщины улыбки», как называла их миссис Малфой, урожденная Блэк.

Под нижними веками он видел веснушки, или просто очень светлые родинки — почти незаметные пятнышки, какие и у себя примечал — когда в последний раз рассматривал себя в зеркале. Подковка коричневатых деликатных пятнышек, созвездие близкой — не слишком близкой, но уже и не обманчиво далекой — старости.

Нос правильной формы, с узкой спинкой, и маленький строгий рот. Впалые щеки присыпаны короткой щетиной. Во сне подбородок его был расслаблен, губы чуть раздвинулись.

Он выглядел серьезным, но не таким смущенно-деловито серьезным, как обычно, когда бодрствовал. Это была серьезность ребенка или животного — неулыбчивая и жесткая, и одновременно мягкая, естественная, как девичий румянец.

Драко не знал, с чего вдруг это пришло ему в голову — он просто подумал, лениво и почти равнодушно, что все эти годы, да и в школе, пожалуй, Поттер был довольно привлекательным субъектом.

Во всяком случае, лицо его было из тех редких лиц, которые обладают какой-то притягательной, ласкающей сердце, гармонией. В нем не было жестокости, властности или глубокой печали — не было вообще ничего надрывного, ничего «слишком». На него было приятно глядеть, вот и все.

Он не был особенно умудренным, и, слава Мерлину, не строил из себя такого. Не было и страстей или пороков, которые впечатываются в любое лицо после тридцати лет намертво, страшно. Даже его нервная, чуть заискивающая, но заразительная улыбка, которую Драко еще по Хогвартсу помнил и, откровенно говоря, в свое время презирал — показалась вдруг уместной, словно в этой улыбке Поттер был равен самому себе — и всему миру.

Он решил было, что уже не уснет до солнца. Вспоминал свой сон и дрожал, как от сырого сквозняка. Но незаметно, убаюканный чужим покоем, чужим не-страданием, Драко задремал, и уснул.

И больше в ту ночь он не встречал молчаливых чудовищ.

Не встречал и себя самого.

Рубиновое кольцо они увидели издалека — в ярком солнечном свете россыпь белых домиков и красноватых крыш открылась во всей красе, и, стоя на вершине холма, Драко прижал ладонь козырьком ко лбу. Гроздья домов разбегались, словно бусины в ожерелье — и стягивались, на струнах ровных гладких дорог, в центр, к туманным силуэтам высоких башен, резных, готических, сиявших розовым и винно-лиловым.

— Красиво, — сказал Поттер, останавливаясь рядом с ним, — издалека просто картинка.

— Башни, — отозвался Драко, — те, высокие. Королевская резиденция, полагаю?

— Да. Правда, туда так просто не войдешь. Вокруг стена, ров, не думаю, что так просто…

— Я хочу туда попасть.

Поттер только хмыкнул.

— Я читал о них, о королях этих четырех миров. Все обладают магическими способностями большой силы. Что-то еще о… камнях, которые они могут удержать, но крайне смутно, запутанно…

Он бормотал, а Поттер уже начал спускаться вниз, к мощеной крупным серебристым камнем, дороге. Он осторожно вел Скара, и Драко почти не слушал.

Добрались до первого поселка они очень скоро, позавтракали в таверне под любопытными взглядами местных, и вновь отправились в путь.

Какой разительный контраст с Льняным краем — диким и сумрачным, неухоженным, заброшенным и странным. Здесь каждый пятачок земли был любовно возделан, тут и там зеленели рощицы фруктовых деревьев, опрятные огородики, пестрели поля — ровные кусочки в лоскутном ковре: пшеница, овес, сурепка, подсолнухи. Дорога к столице и правда была отлично вымощена, через каждые сто ярдов стояли постаменты с масляными фонарями.

— Просто приятно пройтись, гм? — спросил Гарри, заметив, как восторженно Драко пялится на окрестности.

— Да. Не верится, что на западных границах все не так.

— У них слишком мало сил, чтобы поддерживать там порядок. И видимость цивилизации, — странным, слегка извиняющимся тоном, сказал Гарри. — А у тех, кто остался там, нет ни возможности, ни денег, чтобы переехать сюда.

— Шэннон бы и не согласилась, — проговорил Драко. — Она гордая женщина. Дорожит своим поместьем.

— Что гордая, это не сомневаюсь.

— Что мы будем делать там, в городе? Ты должен увидеться с шерифом Гилмором… и? Что дальше?

— Я ведь говорил, это тебе решать.

Драко посмотрел на него и качнул головой.

— Думал, ты подскажешь, Поттер.

— Гилмор неплохой человек. Жадный, ленивый, конечно, и все качества, при которых шерифом-то быть нельзя, но… но он не подлец. И никто не заставит тебя силой…

Драко в какой-то момент перестал его слушать. Из маленького, почти игрушечного на вид, домика у дороги вышла женщина в длинном и строгом коричневом платье.

Рядом с ней ковылял, деловито и важно, мальчик лет пяти, не старше. С золотистыми, торчащими во все стороны, как пух одуванчика, волосами. Он был босой и в одних только полотняных штанишках. Уцепившись за юбку матери, он застыл на крыльце, сунул в рот палец и уставился на путников огромными, яркими, как звездочки, темными глазами. Ни женщина, ни мальчик не улыбались. Но в их позах и лицах была какая-то удивительная безмятежность, безгрешность, наивная красота мгновения.

Драко поклонился на ходу. Его сердце тянуло, тянуло куда-то вниз, и заныло вдруг под ребром. Что за странный приступ умиления, что за сентиментальное наваждение?

Он был, конечно, нежным отцом, в чьем чувстве было больше материнского, но маленький Скорпиус вовсе не был похож на этого дикого малыша с голым перламутровым животиком.