Тэд Уильямс - Проспать Судный день

Шум дороги мгновенно утих, как только я вошел внутрь. На другой стороне прохода все выглядело так, будто все машины и люди замерли на месте, будто их залили миллиардом галлонов абсолютно прозрачного пластика. Копы стояли неподвижно, замерев в полушаге и полужесте, маячки тоже замерли, светясь по-разному. Вся вселенная стала безмолвна, будто гробница. Единственным, кто двигался, был парень в рабочей одежде. Он ходил меж машин, стучал в окна, пытаясь добиться того, чтобы его хоть кто-то заметил. Конечно, этого не могло произойти. Он оказался вне Времени, а остальные все так же пребывали в его потоке.

Увидев меня, он бросился навстречу. С густыми усами и темной кожей, но сейчас я мог сосредоточиться лишь на белках его наполненных ужасом глаз.

— Помогите мне! — закричал он. — Я попал в аварию!

— Гурдип Малхотра, — сказал я. — Бог любит тебя.

— Кто ты? — спросил он, резко остановившись.

— Я Долориэль, твой ангел-адвокат.

Я сделал паузу, давая ему время осознать смысл слов.

— Боюсь, ты не выжил в этой аварии.

Он глядел на меня. Если бы в его жилах еще текла кровь, я бы сказал, что он побледнел. На мгновение решимость покинула его, уступив место шоку.

— Но… но я не могу! Мой сын! Это его…

Он медленно покачал головой.

— Моя жена! Неужели я больше никогда ее не увижу?

— Есть очень многое, чего я не могу сказать тебе, — со всей теплотой, насколько мог, сказал я. — Но сначала мы должны подготовить тебя к суду. Такова моя работа. Я сделаю все, что смогу, чтобы защищать тебя. Знаю, что ты был хорошим человеком.

На самом деле, я пока не знал этого, но нет ничего плохого в том, чтобы успокоить клиента прежде, чем начать работать с ним.

Он продолжал глядеть на меня.

— Но ты… ты ангел? Как такое может быть? Я не христианин!

— Это нормально, мистер Малхотра. Я не христианский ангел. Я просто ангел.

Суд прошел не так быстро, как мне бы хотелось. Демоном-обвинителем был Крысоед, мелкий выскочка, из тех, кто считает, что выиграет любое дело, сделав ловкий ход в стиле Перри Мэйсона. Вытащил на свет самые мелкие прегрешения погибшего бедняги — даже случаи небрежного вождения, такие, за которые ему и штраф не выписывали! Попытался нарисовать образ человека, совершенно не заботящегося об остальных, несмотря на то, что в это утро Гурдип спешил лишь потому, что хотел покрасивее упаковать подарки сыну на день рождения, прежде чем тот пойдет в школу. Это меня достало, и, боюсь, я не сдержался, назвав обвинителя «дерьмом, которое соскребли с пола сортира в Аду», что, несмотря на точность определения, было несколько неподобающе для суда. В любом случае, к счастью мистера Малхотры и моему, судьей была лучезарная Сасимиэль, в присутствии которой я вел дебаты не один десяток раз и которая вовсе не собиралась впечатлиться тем, как обвинитель пытается заработать себе репутацию. Выдержав подобающую паузу, она попросту прервала Крысоеда на середине фразы и объявила решение в пользу моего клиента. Хлоп! Гурдип Малхотра отправился дальше, к тому, что его ожидало.

Несмотря на то, что то же самое, очевидно, произошло со мной в свое время, я ничего не помню, и, боюсь, уже никогда не заполню эти пробелы.

Судья с хлопком исчезла туда, куда отправляются Начала и Власти в промежутках между судами, Крысоед исчез, дымясь от раздражения, а я был свободен.

Когда я вернулся в так называемый реальный мир из вневременного Внешнего, было почти девять утра. Видите ли, то, что мы выходим за границу времени, не означает, что Время действительно останавливается. Думаю, это касается именно нас, земных ангелов, находящихся в смертных телах. Как только мы проходим обратно через «молнию», то разница между Внешним и реальным миром компенсируется. В данном случае она составляла около пары часов. Я совсем не «жаворонок», но мысль о том, чтобы снова забраться в постель и увидеть сон о Каз, не привела меня в восторг, и я двинулся вдоль берега, к бару «Устрица Билл», в котором, типа, кормили. У меня была слабость к этому заведению, и я ходил туда столько, сколько себя помнил, так что, можно сказать, привычки во мне были сильнее доводов разума. На самом деле, не будь я уже умершим, это послужило бы мне хорошей эпитафией.

Я доедал остатки хрени с маслом, которую Билл лукаво именовал «завтраком», когда в бар ввалился старый пьянчужка и потихоньку двинулся в сторону стойки, исподтишка протягивая руку (поскольку Биллу не нравилось, чтобы у него в баре попрошайничали, — он считал, что это понизит статус заведения, один из самых крутых доводов в этом духе из всех, что мне доводилось слышать). Большинство посетителей не отвечали пришедшему, а то и вовсе его демонстративно не замечали, дожидаясь, пока он не поймет, что к чему, и не уйдет сам. Однако когда он подошел ко мне, я сунул руку в карман в поисках мелких банкнот. У старика были слезящиеся глаза, а волосы выглядели так, будто их поставили торчком с гелем где-то в восьмидесятых и с тех пор к ним не притрагивались. А еще от него пахло так, будто он пьет нечто, для питья не предназначенное, типа лосьона после бритья «Аква Вельва», процеженного через старую рубашку.

— Удачи. Бог любит тебя, — сказал я, положив купюры ему в руку. Сказал тихо, поскольку вести себя вежливо у Устрицы Билла было все равно, что ходить мимо прайда голодных львов, хромая. Но он услышал. Беззубо улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Спасибо, друг, — сказал он, вовсе не так невнятно, как я ожидал. — Хотел бы дать тебе кое-что за твою доброту.

— Нет, на самом деле, незачем…

Он сунул руку в карман штанов и достал мятый, когда-то белый кусок бумаги, сложенный как письмо. И отдал мне, будто эта бумажка чего-то стоила, что, опять же, меня не порадовало.

— Пообещай, что прочитаешь. Пообещай, что подумаешь об этом. Бог ведает о тебе, и у Него есть место для тебя в Его великом плане.

И он побрел обратно на улицу, шаркая.

О'кей, ладно, несколько смешно, конечно же, когда пьяница убеждает ангела в том, что у того есть место в Божественном плане. Я глянул на кусок бумаги, но мне показалось, что это нечто скорее политическое, чем религиозное. Заголовок что-то вроде «Кто-то в Белом Доме хочет уничтожить тебя!» Я едва не оставил его на стойке, но мне показалось, что старый недотепа следит за мной в окно, явно пораженный тем, что кто-то взял одну из его мятых бумажек. И я убрал ее в карман прежде, чем выйти.

Домой идти все равно не хотелось, но в десять утра было слишком рано переться в «Циркуль» и напиваться в компании доброжелательных сослуживцев даже для меня. Так что я решил попытаться связаться с моим приятелем ангелом Сэмом, с которым я не общался уже пару дней. Сэм, кстати, непреднамеренно затащил меня в большую часть того дерьма, в котором я теперь барахтался, так что то, что я до сих пор считал его своим лучшим другом, говорит о многом.