Сергей Зайцев - Ключник (Полная книга)

— Доспехи — дрянь, — наконец нарушил напряженную тишину шипящий голос Карастера, главаря четверки. Оторвав взгляд от диониссита, он подобрал с плоского камня заранее приготовленные куски мяса, бросил в булькающий котелок, затем что‑то сыпанул в воду из свисавшего с пояса мешочка. Потянуло грибным запахом. Странно. А низуши уверяли, что охтаны жрут что ни попадя, и кухарей у них нет. Мирная картина как‑то не вязалась с образом, который сложился у меня об охтанах ранее.

— Конечно — дрянь, — лениво процедил Молек, с флегматичным видом вычищая кончиком кинжала под ногтями. — Кто доверит хорошие доспехи недорослю? Азартный. Глупый. Дионисы не берегут свое молодое поколение.

Тут Карастер наконец повернул уродливо — узкое по людским меркам лицо и взглянул на меня своими нечеловеческими глазами — с бесцветной, как студень, радужкой. Несмотря на колеблющийся в пещере сумрак, разреженный лишь светом от очага, зрачки у охтанов в темноте не расширялись, как у людей, сохраняя форму крошечных, как булавочный укол черных точек. Господи, как же их мимика отличалась от того, к чему я привык, обитая среди человеческих лиц! Я просто не понимал, какие чувства они выражают. Моргают своими пустыми и безжизненными как у покойников зенками, лица — словно застывшие маски, шевелятся лишь мышцы скул и губы во время разговора. Чужая психология — те еще потемки. Но просто встать и уйти — низзя. Почему‑то чувствовал, что это будет крайне неправильно. И плохо скажется на моем и так основательно потрепанном здоровье.

— Смотри, он не знает, что сказать, — бесстрастно обронил Карастер, продолжая разглядывать меня в упор с таким видом, с каким оценивают расшатанную колченогую табуретку — сразу выбросить, или пусть еще послужит.

— Коротышки его запугали, — тем же ровным тоном подхватил Молек, вычищая кинжалом очередной ноготь — серый и блестящий, словно отполированная металлическая чешуйка.

— Мы же страшные, — добавил Скрепис, сдирая с конского крупа диониса попону и швыряя ее в мою сторону. Подарок предназначался не для меня, а для обновления подстилки. Поэтому я лишь вяло примял ее рукой рядом с собой, подниматься не было ни малейшего желания. Любое движение заставляло чувствовать себя полнейшей развалиной. Но хотя бы напряжение начало понемногу отпускать.

— Наслушался лживых тварей, — так же невозмутимо согласился Отекс, поддерживая этот странный обмен репликами и разглядывая серьгу в пальцах, которую выдрал из уха поверженного врага.

О чем это они? Что они имеют против низуши?

— Недоросль — потому что всего семнадцатый уровень? — настороженно уточнил я, так как молчать уже было нестерпимо. Собственный голос показался таким же скрипучим, как и у желтолицых.

— Смотри‑ка, заговорил. — Карастер переглянулся с остальными, и с губ всех четверых сорвались тихое прерывистое шипение. По спине аж озноб побежал. Это что… они так смеются, что ли?! Жуть. Все‑таки низуши мне гораздо ближе, чем эти… существа.

— Глянь на его лик, человек, — посоветовал Скрепис, прервав "смех" и резким движением сдернув с головы диониса кожаный шлем.

Голова у кентавра была крупнее человеческой раза в полтора, соответствуя общей немаленькой комплекции существа, а черты лица вызвали стойкое ощущение дежавю… Кстати, не такой чуждый вид, как у охтанов. Но вот эти характерно — выпуклые надбровные дуги, широкая переносица, медный цвет кожи с полосками темно — красной пигментации, создававшей причудливую раскраску… и какое‑то детское удивление, застывшее в больших, широко раскрытых глазах с насыщенно — желтой радужкой… Не может быть. В памяти молнией мелькнули образы из древнего фильма "Аватар" Джеймса Кэмерона. Если представить, что кожа не медная, а синяя с темно — синими полосами… То получится внешность точь — в-точь аборигена с Пандоры. Бывают же такие совпадения…

— И что не так с его лицом? — я непонимающе перевел взгляд на Скреписа, справившись с изумлением.

— Он не понимает, — снова послышалось прерывистое шипение и быстрый обмен взглядами всех четверых.

— Скажи‑ка, Скрепис, а ты много понимал в свои первые дни в этой локе? — устало огрызнулся я. Нашли, понимаешь, развлечение. — Полагаю, что все, на что тебя хватало, так это отличить собственную задницу от головы. А сейчас ты, конечно, умный и бывалый. Куда уж мне до тебя.

— Смотри‑ка, умеет кусаться, — тонкие губы Скреписа изогнулись в холодной усмешке.

— Он прав, — вмешался Карастер на правах старшего. И пояснил мне: — Человек, этот диониссит молод. Не по уровню, а по возрасту. Потому и доспехи дрянные. А в голове — ветер. Единственное, что у него есть ценное… Скрепис, заканчивай. — Карастер пружинисто поднялся на ноги и подошел ко мне, частично заслонив костер и окутавшееся дымкой растворения тело кентавра. Я напрягся, но прямой угрозы не почувствовал и остался сидеть.

— Где ты был, человек? — вкрадчиво осведомился охтан, сверля меня своим жутковатым взглядом. — Низуши уверяли, что дионисы тебя прикончили. Вижу, что это ложь. Не удивлен. От тебя сильно… пахнет.

Пахнет — слабо сказано. На самом деле, от меня разило, как из помойного ведра. Порубленные и изъеденные пятнами кислоты доморощенные доспехи поверх грязных, окровавленных лохмотьев вместо одежды, запекшиеся по всему телу шрамы в коросте болячек, там, где достали когти и кислота. Больше всего, само собой, пострадали руки и лицо. Красавец такой, что хоть сразу выставляй на конкурс… лучшего бомжа локи. Оставалось себя утешать избитой шуткой, что до сантиметра грязь — не грязь, а после сама отвалится.

— И что это такое на тебе? Где ты это взял? — висевший на поясе меч в потертых ножнах сам собой прыгнул охтану в руку, мгновенное, как выстрел, движение, и кончик клинка бесцеремонно процарапал мой кустарный, покоробленный от схваток панцирь на груди, так же стремительно поочередно коснулся наруча и наголенника. И змеей юркнул обратно в ножны.

Я хотел ответить, но почему‑то не смог выдавить ни слова. Тело буквально оцепенело от чудовищной усталости. Мысли и то едва ворочались в голове неподъемными валунами. Взгляд невольно сместился на тушу животного, валявшегося у костра. Один из тех самых "сонных порков", на которых моя группа охотилась днем — помесь хвостатой белки с кротом, размером с упитанную овцу. Эти чудики прекрасно приспособились к жизни в снегу и большую часть времени проводили в спячке, спасаясь от холода. Но стоило вспугнуть — и нора словно взрывалась снегом, и лишь меткие выстрелы пращников успевали достать животину раньше, чем она удерет с сумасшедшей скоростью в свое светлое будущее — то есть подальше от загребущих лап охотников. Эта туша была оставлена специально для ночной смены, остальную добычу кобольды давно уволокли в крепость на прокорм прочей братии.