Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

— Эх, Ванесса, не знаешь ты здешней жизни. Хоть капля дара в тебе будет заложена — прорастёт непременно. Ну да ладно. Скажи просто: найду, чего ищу, али нет?

— Что на ум придёт, то и ответь, — вдруг быстро говорит Аркадий. — Не задумывайся. Давай.

— Не знаю! — говорю сердито. — Что вы все из меня кого-то делаете! Кто богатырку, кто Обережницу… Обычная я, понимаешь? Чего вы от меня все хотите?

Васюта сзади обнимает меня за плечи. При его-то росте — и так бесшумно приблизиться? Но его появлении не пугает, а, напротив, успокаивает.

— Будет, Ипатий, — говорит веско. — Зелень она ещё, разве с таких спрашивают? Спугнуть можешь. И ты, Аркаша, не поваживай его, потатчик. Ты как? — наклоняется ко мне.

— Да что со мной сделается! Только не бей никого, а то начнёшь сейчас разборки устраивать!

— Надо бы, — отвечает он. — Да вишь, за одного мне твоя подруга в бороду вцепится, за другого — сотоварищи горой встанут, этак у меня наливки не хватит — мировую с ним потом распивать. — И видимо, что-то в его словах есть, не для меня предназначенное, потому что воевода вдруг смущённо крякает и потирает бицепс, словно заныло у него там что. — Пойдём, Ваничка, провожу, отдохнёшь.

— Идите-идите, — поддакивает Лора. — А я с этим Ипатием ещё разберусь. И с тобой, Аркашенька, заодно.

В светёлку мне не хочется: спать ложиться ещё рано, куковать там одной — скучно. Подсаживаюсь ближе к кухонному окну и начинаю рыться в сокровищах рукодельной шкатулки. Муромец, убедившись, что со мной, драгоценной, всё в порядке, проверяет, как там Ян у вертелов с гусями, выглядывает во двор, откуда Хорс незлобивым ворчанием даёт понять, что у него всё под контролем, и уходит к гостям. У самой двери в зал оборачивается.

— Так о чём воевода спрашивал-то?

— Найдёт что-то там или не найдёт, — рассеянно отвечаю. — А уж что он там искать собрался — не знаю.

— А как сама-то думаешь?

— Мужик он упёртый, — я задумчиво верчу в руках моток красных ниток, гадая, что мне он напоминает. — От своего не откажется. А кто ищет, тот находит, хоть, может, и не сразу. Эй, это я просто так сказала, не вздумай из меня пророчицу делать!

Он, кивнув, уходит.

Янек возится у очага, а я не могу даже на подхвате быть, не в платье же, шитом жемчугом, гусятину соусом поливать! Нужно срочно искать себе хоть какое-то занятие.

— Ой, Ян! — окликаю. — У тебя рукав по шву поехал, давай зашью.

Нитки в шкатулке имеются не только вышивальные, но и простые, швейные, и целых три напёрстка — медный, серебряный и золотой, как в какой-то сказке. Пока я рукодельничаю, малец набрасывает на плечи полотенце. Ишь, застеснялся; можно подумать, я не вижу его таким каждое утро после тренировок. С прорехой справляюсь быстро, расправляю рубашку и рассматриваю.

Вышитый на нарукавьях орнамент кое-где обтрепался, нитки выползли. Прикинув на глаз повреждения, вытаскиваю тот самый моточек, что недавно в руках держала, и иглу с широким ушком. Узор несложный, восстановить его просто.

— … Держи! — я протягиваю рубаху. Ян так и впивается взором в нарукавья.

— А оберег нашить можешь?

— Дались вам эти обереги! Нет, на память не смогу, схема нужна, иначе боюсь испортить.

— Так я дядькину рубаху принесу. На ней есть один, сможешь повторить?

Остаётся только вздохнуть. Называется, коготок увяз…

— Неси, сперва посмотрим, тогда и скажу.

Васютина рубаха накрывает собой весь стол. Я разглаживаю шитьё ладонью. Да уж, добрая работа: хоть и много лет прошло, но алые нити не потускнели, не потрепались. Крестик к крестику лежат чётко, выпукло, и схемы не надо: скопировать можно прямо с них. Янек смотрит вопрошающе. Глаза подозрительно блестят.

Однако. Вот ты на что замахиваешься, парниша…

— А не рано тебе Ратиборца носить? — спрашиваю. — То ж для бывалых воинов. — Он вздыхает с каким-то отчаянием: мол, так и знал, не поймёшь… И я сдаюсь. — Ладно, сделаю. А пока займись чем, не мешай.

Перед Лорой и перед Ольгушкой я не форсила: обережную вышивку и в самом деле знала хорошо. Было дело, наткнулась однажды на сайт со славянской символикой, и затянул он меня, затянул… Вышивка вообще дело заразное, на неё подсаживаешься не хуже, чем на наркотик. Кто хоть раз отшил картину или хотя бы простенький сувенир — тот меня поймёт. А уж обереги — это круто. Лет пять назад на вышивальных форумах начались дружные хороводы вокруг символов Фен-Шуй, а я, покривившись, в пику некоторым конкуренткам, решила найти нечто своё славянское. И нашла. И — попалась…

Дело это оказалось не таким уж простым. Энергетическая привязка оберегов шла к самому Мирозданию, и потому так строги были правила и ритуалы, невзирая на исходные материалы: вышитые, нарисованные, вырезанные по дереву или кованые обереги, и даже куклы — Берегини, Веснянки, Долюшки — творились по своим, отработанным веками, канонам. Учитывалось многое: лунные циклы, непременный позитивный настрой при создании, регламентированное количество стежков либо узлов, атрибутика, а главное — любовь и уважение к будущему носителю. И если ты — Мастер, по местному, а выражаясь современным языком — профи, себя уважающий, ты эти условия соблюдёшь.

Поэтому я прикидываю, который нынче лунный день, возвращаюсь к окошку: чтобы и закат, и лунный свет вышивку мою омыли. Отделяю от пасмы и вдеваю нити сразу в десяток игл, чтобы во время работы не отвлекаться, и принимаюсь за дело.

Ратиборец в исполнении несложен: алая свастика в квадрате и вписанный в неё же идеальный крест. Я решаюсь обнести квадрат ещё и кругом, символом щита. Ян — парнишка молоденький, неопытный, дополнительная защита не помешает.

А теперь — настроиться бы ещё на того, для кого оберег предназначен.

Стежок укладывается за стежком, алеют на холстине новорожденные крестики, а я всё вспоминаю хрупкого на вид парнишку, у которого хватает силёнок и на хозяйство, и на воинское дело, и обо мне, непутёвой, заботиться, словно о старшей сеструхе. Он показывал мне, как точить ножи, поднимал брусок, то и дело ускользающий из моих пальцев, стрелы подавал на первых занятиях, тетиву учил натягивать. Были бы живы мои племянники — точь в точь такими бы выросли. Как же я хочу тебе помочь, мальчик мой!

Наконец, заканчиваю. Хвосты ниток заправляю на изнанку, чтобы узелков не оставлять, это важно. Положив рубаху на стол, любуюсь, и, наконец, зову Яна.

Он благоговейно прикасается к оберегу, будто здороваясь. Протягивает рубашку мне.

— Одень сама! Своими собственными ручками!

Всё правильно, кто в шитьё силу вкладывает, тот её и передаёт. По месту назначения, или, как говорит сэр Майкл, адресно. Чтобы Судьба не перепутала, кому благоволить.

Одела я его, положила руку на свою работу…