Вера Петрук - Индиговый ученик

Арлинг потер виски, думая, что ослышался, но Ол еще несколько раз повторил о том, что нужно уходить, и он понял – кое-что в школе осталось без изменений. Кажется, состояние мальчишки даже ухудшилось.

– Заткнись, Ол, – пробурчал из своего угла Беркут. – И без тебя голова раскалывается. Побыстрее бы Сохо сваливал в свои горы. Ненавижу этого надутого пса!

Кажется, причина плохого настроения Шолоха была найдена, но она много не объясняла.

– А где все?

– Зал в трапезной убирают, – ответил Ол, подходя к Арлингу. На миг ему показалось, что от кучеяра пахнуло журависом, но, принюхавшись, он понял, что это была какая-то другая трава. По крайней мере, не от него одного пахло лекарствами.

– Сегодня праздник в честь приезда Сохо, – продолжил мальчишка. – Иман отменил все занятия и велел помогать Джайпу. Правда, мне разрешил ничего не делать. Не знаю почему. А Беркута за тобой отправил. Будет большой пир, хотя надо уходить. Целая куча приглашенных! И как они все разместятся? Трапезная в Доме Неба не так уж и велика.

А вот это уже было необычно. Школа Белого Петуха часто принимала важных гостей, но чтобы ради этого прекращались тренировки – такое случилось впервые. Он не узнавал имана.

– А где сейчас учитель?

– С Сохо, конечно, где ему еще быть, – фыркнул Беркут. – Он всегда с ним, когда этот пес сюда приезжает. Отправились в Гильдию на какую-то встречу. Сохо столько раз переходил Холустайскую пустыню, что я удивляюсь, почему его до сих пор песком не засыпало. Хоть бы в одну бурю попал. Да если бы и просто под землю провалился, уже приятно бы было.

Оставив мрачного Шолоха в компании задумчивого Ола, Арлинг направился в Дом Неба. Страх и неуверенность отступили, уступив место недоумению. Кто такой Сохо на самом деле? Любимый сын? Тогда почему учитель до сих пор не сделал его Индиговым?

Шум из трапезной Регарди услышал еще на улице, а когда распахнулись двери и его едва не сбили два ученика, тащившие тяжелый вертел для жарки мяса, он убедился, что Беркут не солгал. Приезд Сохо был похож не внезапный теббад, обрушившийся на мирно спящий лагерь.

Войдя внутрь, Арлинг прислонился к стене, давая себе возможность привыкнуть к царящему внутри хаосу. Мысли ворочались тяжело и неохотно, а двери чувств открывались медленно и со скрипом. Но вскоре телу надоело сопротивляться, и его едва не оглушило потоком звуков и запахов, ворвавшихся в голову.

Люди – ученики, слуги, учителя и чужаки с незнакомым акцентом – были похожи на огромный шар, перекатывающийся из одного конца трапезной в другой. Иногда он разваливался на несколько кусков, и тогда шум превращался в невыносимый гвалт, равномерно растекаясь по дому. Все толпились, кричали и пихались, охваченные лихорадкой, захватившей школу.

– Пусть отвалятся руки у того, кто вешал этот светильник! – кричал Джайп.

– Нечего было такое барахло покупать! – отругивался слуга. – У него подставка гнилая, что я сделаю?

– Воды, принесите воды!

– Дьявол, пожара нам только не хватало! Ты бы еще моханы налил, до вечера бы тушили.

– Кто запустил кота? А ну, проваливай, тварь хвостатая! Эй, ловите его, у него сыр!

– А сколько сахара сыпать? Всю миску?

Давно в школе не было такой суеты. Громко стучали ножи, кипели и фыркали кастрюли, гремела посуда, на жаровнях скворчало мясо, в гигантских котлах, которые Джайп доставал только по праздникам, пузырился бульон с пряностями. Кто-то распахнул окно, и Регарди нетерпеливо повел носом. Ворвавшийся ветер прошелся по трапезной, выстраивая запахи в стройную линию.

Пахнуло топленым жиром, ему на смену пришел нежный шлейф лаванды и розмарина – наверное, из курильниц, потом все заглушил запах жареного лука с перцем, который вдруг резко сменился вонью собачьей шерсти. Это оказался Тагр. Он сунулся к нему мордой и растянулся у стены, надеясь перехватить в царившей суете что-нибудь вкусное. Арлинг опустился на пятки и почесал пса за ухом, уворачиваясь от мокрого языка, который пах мясной кашей и одуванчиками. Тагр был большим любителем этих солнечных цветов. Внизу и, правда, было лучше. Меньше воняло и легче дышалось.

Послушав еще некоторое время какофонию готовящегося пира, Регарди не нашел ничего умнее, как присоединиться к Сахару, который чистил чеснок на корточках у стены. Керх приветствовал его коротким кивком, давая понять, что приезд Сохо испортил настроение не только Беркуту. Захватив пригоршню чеснока, Арлинг принялся сосредоточенно сдирать с него шелуху, с наслаждением втягивая острый аромат. По крайней мере, он перебивал запахи чужаков, которых в школе вдруг стало слишком много. Люди Сохо вели себя, как хозяева, а Джайп и другие слуги имана послушно выполняли их дурацкие просьбы. Цветы в вазах должны быть только синего цвета, курильницы стоять у восточной стены, а блюда подаваться исключительно в серебряной посуде.

Радовало одно. Обоняние и слух постепенно возвращались, а тело почувствовало себя увереннее. Осталось только дождаться учителя. Скоро он вернется к тренировкам, и все наладится. Возможно, Сохо был не таким уж плохим парнем. В конце концов, он был сыном выдающегося человека, а слуги всегда наводили лишнюю суету.

Арлинг почувствовал имана еще до того, как ворота школы распахнулись, впуская мистика с гостями. Регарди помогал Пятнистому Камню подвязывать фонари к сливам, когда вдруг понял, что сейчас случится то, чего он так долго ждал. Едва не свалившись от волнения с лестницы, он быстро спустился и попытался привести себя в порядок: отряхнул штаны, пригладил волосы, провел рукой по щекам, проверяя, не слишком ли зарос щетиной. Побриться бы не мешало, но придется сделать это позже.

Пока Арлинг гадал, стоило ли ему идти навстречу или скромно дожидаться, пока на него обратят внимание, иман уже вошел в школу, а вместе с ним – много незнакомых людей, среди которых был загадочный Сохо. Не придумав ничего лучше, Регарди присел на бортик фонтана, чувствуя, как заколотилось сердце. Во рту пересохло, руки мелко дрожали, а в боку заныл молчавший весь день шрам.

– Да что это со мной! – разозлился он, слушая, как приветствуют мистика другие ученики. В школе стало еще больше людей, а привычный кучеярский язык был сильно разбавлен странным наречием, на котором говорили слуги Сохо. Несмотря на то что солнце уже село, а по саду прогуливался слабый ветер, Регарди вдруг стало жарко, словно толпившиеся на дорожках люди превратились в горящие факелы.

Различить голос имана в царившем шуме удалось не сразу. Мешали крики слуг и звон в ушах, который появился днем и уже не стихал. Тем временем, учитель пребывал в отличном расположении духа. Шутил, смеялся, громко хлопал в ладони и даже притоптывал. Регарди не помнил, чтобы в последние пять лет иман так искренне веселился.