Роджер Желязны - Хроники Амбера. Книги Корвина (авторский сборник)

— Понятно, — сказал я тогда. — Вы немного застряли. Вы можете освободить свои руки?

— Если сильно напрягусь, — был ответ.

— Ну, позвольте мне, достойнейший, подыскать что-нибудь устойчивое, за что вы могли бы ухватиться. И вас там должна быть очень хорошая досягаемость.

— Нет, в этом нет необходимости.

— Разве вы не хотите выбраться? Я думал, поэтому вы и окликнули меня?

Я подошел поближе и пригляделся, потому что туман снова начал смещаться.

— Ладно, — сказал я. — Я видел вас.

— Чувствуете ли вы, какое у меня бедственное положение?

— Не особенно, если вы поможете себе сами или примете помощь.

— Что толку будет мне, если я освобожусь?

— Это ваш вопрос, вы и отвечайте на него.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Подождите! Куда вы путь держите?

— На юг, чтобы сыграть в пьесе-моралите.

Как раз тут из тумана вылетел Хуги и приземлился на макушке головы. Он клюнул ее и рассмеялся.

Не теряй зря времени, Корвин, здесь находится намного меньше, чем видно глазу, — посоветовал он.

Губы великана изобразили мое имя, затем он спросил:

— Он в самом деле тот?

— Это он, сомнений нет, — ответил Хуги.

— Слушай, Корвин, — сказал утонувший великан. — Ты собираешься попытаться остановить Хаос, не так ли?

— Да.

— Не делай этого. Дело того не стоит. Я хочу, чтобы все кончилось. Я хочу освободиться от этого состояния.

— Я уже предлагал тебе помочь выбраться. Ты отказался.

— Не такого освобождения. Конца всем трудам.

— Это сделать легко, — заверил я его. — Только нагни голову и сделай глубокий вдох.

— Я желаю не только своего личного устранения, но и конца всей этой дурацкой игры.

— Я считаю, что имеется несколько других людей, которые сами предпочли бы принять решение по этому вопросу.

— Пусть все кончится и для них тоже. Придет время, когда они окажутся в моем положении и почувствуют то же самое.

— Тогда они будут обладать тем же выбором. Счастливо оставаться.

Я повернулся и пошел себе дальше.

— Ты тоже окажешься! — крикнул он мне вслед.

Когда я маршировал вперед, Хуги догнал меня и сел на конец моего посоха.

— Удобно сидеть на ветке старого Игга теперь, когда он не может… Ай! — Хуги взмыл в воздух и закружил.

— Обжег мне ногу! Как он это сделал? — спросил он.

Я рассмеялся.

— Понятия не имею.

@Он попорхал несколько минут, а затем уселся мне на правое плечо.

— Лады, если я отдохну здесь?

— Валяй.

— Спасибо, — он устроился поудобнее. — Голова, знаешь, в самом деле психически безнадежный случай.

Я пожал плечами, а он развел крыльями для равновесия.

— Он что-то нащупывает, — продолжал он. — Но рассуждает неправильно, считая мир ответственным за свои собственные слабости.

— Нет. Он даже не нащупывает выход из болота, — не согласился я.

— Я имею в виду философски.

— Ах, из этого болота. Тем хуже.

— Вся проблема заключается в «Я», это и его связи с миром с одной стороны, и Абсолютом с другой.

— О? Неужели?

— Да, понимаешь, нас высидели и мы дрейфуем по поверхности событий. Иногда мы чувствуем, что мы действительно влияем на положение и это вызывает удвоение усилий. Это — большая ошибка, потому что это создает желание и наращивает ложное эго, когда должно быть достаточно простое существование «Я». Это приводит к новым желаниям, к новым усилиям, и вот ты тут в западне.

— В болоте?

— Так сказать. Нужно твердо акцентировать свое внимание на Абсолюте и научиться игнорировать миражи, иллюзии, ложное чувство, которые обособляют человека, как ложный остров сознания.

— У меня было однажды ложное самоотождествление. Оно сильно помогло мне стать абсолютом, которым я являюсь теперь — собой.

— Нет. Это тоже — ложное.

— Тогда тот, что может существовать завтра, поблагодарит меня за него, как я благодарю того, другого.

— Ты упускаешь суть. Тот ты тоже будешь ложным.

— почему?

— Потому что он по-прежнему будет полон желаний и усилий, обособляющих тебя от Абсолюта.

— Что же в этом плохого?

— Ты останешься один в мире чужаков, в мире феноменов.

— Мне нравится быть одному. Я очень привязан к себе. И феномены мне тоже нравятся.

— и все же, Абсолют всегда будет присутствовать, зовя тебя, вызывая твое беспокойство.

— Хорошо, значит незачем спешить. Ну, да, я понимаю, что ты имеешь в виду. Он принимает форму идеалов. У каждого есть несколько таких. Если ты говоришь, что надо стремиться к ним, я с тобой полностью согласен.

— Нет — они — искажение Абсолюта, и то, о чем ты говоришь, есть новые усилия.

— Все правильно.

— Я вижу, что тебе еще многому надо разучиться.

— если ты говоришь о моем вульгарном инстинкте к выживанию, то забудь об этом.

Тропа вела вверх, и теперь мы вышли на гладкое ровное место, кажущееся почти вымощенным, хотя и усыпанном песком. Музыка стала громче и продолжала становиться все слышней, когда я продвигался вперед. Затем я увидел сквозь туман медленно и ритмично движущиеся смутные фигуры. Мне потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что они танцевали под музыку.

Я продолжал идти, пока не смог рассмотреть фигуры — кажущиеся людьми, красивые мужчины и женщины, одетые в сельские наряды — ступавшие под медленные такты невидимых музыкантов. Танец, исполняемый ими, был сложным и прелестным, и я остановился немного полюбоваться им.

— По какому случаю? — спросил я Хуги. — Вечеринка здесь, посреди нигде?

— Они танцуют, — объяснил он, — чтобы отпраздновать твое прохождение. Они не смертные, а духи Времени. Они начали это дурацкое представление, когда ты вступил в долину.

— Духи?

— Да. Следи.

Он покинул мое плечо, пролетел над ними и испражнился. Шмат прошел сквозь несколько танцоров, словно они были голограммами, не запачкав ни расшитого рукава, ни шелковой рубашки, не заставив ни одну из улыбающихся фигур сбиться с такта. Тогда Хуги несколько раз каркнул и полетел обратно ко мне.

— Едва ли это было необходимо, — попенял я ему. — Это красивое представление.

— Декадентство, — заявил он. — И тебе едва ли следует воспринимать это как комплимент, потому что они предвкушают твою неудачу. Они только желают попасть на финальное торжество, прежде чем спектакль окончится.

Я все равно некоторое время посмотрел его, опершись на свой посох, отдыхая. Описываемая танцорами фигура медленно смещалась, пока одна из женщин — рыжая красавица — не оказалась очень близко от меня. Но глаза всех танцующих ни разу не встретились с моими. Все было так, словно я не присутствовал. Но эта женщина совершенно точным жестом бросила что-то, приземлившееся у моих ног.

Я нагнулся и обнаружил, что предмет этот материален. Я держал серебряную розу — свою собственную эмблему. Я выпрямился и прикрепил ее к вороту своего плаща. Хуги посмотрел в другую сторону и ничего не сказал. У меня не было шляпы, чтобы снять ее, но я поклонился этой леди. Мне почудилось легкое подергивание в ее правом глазу, когда я повернулся, чтобы уйти.