Кристофер Сташеф - Чародей в ярости. Чародей-странник

— Только тогда, когда он думает о важных делах.

— Ага, понятно, — кивнул Йорик. — И в такие моменты вами еще и паранойя овладевает?

Гвен нахмурилась:

— Что означает это слово?

— Подозрительность, — объяснил Род. — Он хочет сказать, что мне кажется, будто все ополчились против меня.

— О! — воскликнула Гвен. — Нет, я была неправа. Он всегда такой.

— Но на этот раз он не ошибается.

Все трое в изумлении обернулись, услышав незнакомый голос.

Та, что произнесла эту фразу, была худенькой и стройной, и хотя одета была в ту же самую форму, которую тут носили все солдаты, ухитрялась выглядеть в ней женственно. При этом волосы у нее были подстрижены очень коротко, по-мальчишески, и все же и в этой стрижке, и в том, как она держалась, и в мягких чертах лица безошибочно угадывалась женщина.

— Это мое профессиональное мнение, — добавила незнакомка. — За вами действительно охотятся.

— Кто? — требовательно вопросил Род, а Йорик негромко осведомился:

— А какая у вас профессия?

— Секретный агент, — небрежно бросила женщина. — Шпионка. — Вновь обратившись к Роду, она сказала: — А на свой вопрос вы могли бы ответить лучше меня. Кто желает вам смерти? В принципе это не важно. На этой планете всякий, кто попал в беду, — мой друг.

Род смотрел на женщину, раскрыв рот. Гвен подвинула к ней стул:

— Садись, в ногах правды нет.

Женщина села и усмехнулась:

— Забавно вы разговариваете.

Род наконец обрел дар речи:

— Не хотелось бы выглядеть невежей, но все-таки — кто вы такая?

— Меня зовут Шерши Чорной, и вам лучше выслушать меня от начала до конца. Пять лет назад я была правительственной шпионкой.

— Пять лет назад… — сосредоточенно сдвинул брови Род. — Это значит — примерно в то время, когда произошел переворот, устроенный ПИСК, если я верно помню… — Он сумел исправить ошибку вовремя: — Нашу историю.

— Вы верно помните историю, — кивнула Чорной. — Я была секретным агентом партии ЛОРДов. Собирала для них информацию и помогала им в устранении кое-кого из самых заклятых врагов. Я понимала, что пособничаю убийцам, но своими глазами я ни одного убийства не видела, и потому это меня не очень волновало. И не думала, что когда-нибудь станет волновать. — Ее лицо стало бесстрастным, равнодушным. — Но после переворота мне вдруг стало ясно, что я — сотрудница тайной карательной полиции. Однажды мои боссы дали приказ моему подразделению арестовать одного профессора. — Она болезненно скривилась. — Это был симпатичный старичок, тихий и робкий. Стоило только войти к нему в дом — и сразу стало ясно, что они с женой обожали друг друга и нежно друг о друге заботились. А мы вытряхнули его из постели посреди ночи, выволокли из дома и засунули в темную кабину флайера. Он был напуган, просто дрожал от страха, но нас ни в чем не винил. Не ругался, не возмущался, только смотрел на нас широко раскрытыми испуганными глазами. Было видно, что он все знает, все понимает… — Чорной поежилась. — Ну а мои подчиненные из-за этого так жутко разозлились, что принялись колотить его и жестоко избивали всю дорогу до штаб-квартиры. Мне еще повезло: я вела флайер, но все равно, конечно, все слышала…

Потом мы приземлились на крышу здание нашей базы, и мне пришлось помочь подчиненным внести профессора внутрь. Его лицо так распухло и было залито кровью, что я бы его не узнала. Мы уложили его на стол и приготовили к пыткам. — Она снова скривилась. — .О, у них это называлось «допросом», но это самые настоящие пытки. Верно, они не пользовались пыточными тисками, а подсоединяли к телу электроды, но муки оставались муками. Мне не нужно было оставаться и смотреть на это, но настроение у меня было препаршивое: казалось, я участвую в чем-то жутком, бесчеловечном. Мне сказали, что я могу вернуться к себе, но я пошла к боссу и объявила ему, что ухожу в отставку.

А он откинулся на спинку стула в своем кабинете с пластиковыми стенами и столом из нержавеющей стали и расхохотался мне в лицо.

— Уволиться из тайной полиции нельзя, Шерши, — заявил он. — Отсюда уходят только вперед ногами. Я все сказал.

И я пулей вылетела из, его кабинета и направилась к главному входу. Я шла быстро, но не бежала — это могло вызвать подозрения. Босс между тем не шутил: я была уже недалеко от выхода, когда дорогу мне загородил человек с бластером… Я продолжала идти, а он прицелился и взял меня на мушку, но я в последнюю долю секунды метнулась в сторону. Он упустил время, а когда выстрелил в меня, то промахнулся. Я развернулась и врезала ему ногой в нижнюю челюсть. Его голова запрокинулась назад, послышался хруст костей, но я мигом перепрыгнула через него и выбежала из двери.

Чорной умолкла, чтобы отдышаться. Йорик негромко спросил:

— И долго бежали?

— Около километра. По крыше. Я заметила, что курьер сажает флайер, бросилась к нему, вышвырнула его из кабины, плюхнулась на сиденье и подняла машину в воздух. Успела перелететь через парапет и быстро спустилась в город, пока за мной не послали перехватчик. Я оказалась в Старом Городе, где улицы образуют лабиринт. Иногда это очень удобно, и я этим воспользовалась. Скоро я затерялась в улицах.

— Но задерживаться там вы наверняка не стали, — тихо проговорил Род.

— Естественно. — Чорной пожала плечами. — Хотя это было все равно. К рассвету повсюду были выставлены кордоны, а по городу за мной охотились копы из тайной полиции. Я стояла у стойки в кафе. Только успела поставить на нее миску с соевым супом, как на меня набросились.

— Тяжко пришлось? — участливо спросил Йорик.

— Еще как, — зыркнув на него, ответила Чорной. — Но я выжила, — добавила она, поглядев на Рода. — Когда меня через пару часов приволокли к судье, у меня еще кровь текла тут и там. Ну и конечно, копы разыскали шестерых свидетелей, которые поклялись, будто видели, как я убила того, с бластером, хотя никого из них там и близко не было. Наверное, кто-то из них следил за всем происходящим по монитору. Но это, в общем, не имело значения: прокрутили запись с монитора, и судья вынес приговор: «Реформировать ее».

Гвен непонимающе нахмурилась, а Род побледнел:

— Они намеревались стереть вашу память и записать в ваш мозг параметры другой личности?

Чорной кивнула:

— А какая мне была разница? Что умереть, что так… Но до этого не дошло. Меня запихнули во флайер и уже были готовы везти в центр реформации, но флайер даже в воздух не поднялся. В кабине сидел курьер с неким документом. Видимо, все то время, пока шел суд, подонки из тайной полиции осаждали Генерального Секретаря и убеждали его в том, что тайная полиция — это военная организация. Поэтому от реформации было решено отказаться. Меня погрузили на каторжный звездолет и отправили на Вольмар. — Она поджала губы. — Еще тот был полетик, между прочим. Он продолжался целых две недели, а женщин среди осужденных было только три. Мужики, естественно, пытались к нам приставать, но три — это как раз столько, сколько нужно, чтобы суметь постоять за себя. После того как мы прикончили парочку негодяев, остальные поутихли. Остальные, правда, пытались уговорить ребят из экипажа корабля связать нас, но те заявили, что их дело — управлять звездолетом, а дела осужденных — это исключительно дела осужденных и их нисколечко не касаются. — Она поежилась. — Пришлось спать по очереди, но в итоге все-таки нас никто и пальцем не тронул.