Павел Кошик - Кроваво-Черный

Я присел на скамейку, положил рюкзак перед собой, достал пакет с едой и взял в руки один из сэндвичей. Большой кусок белого хлеба, майонез, смешанный с чесноком и базиликом, ломтик сыра чеддер, кружок помидора, толстый кусок ветчины, листик салата, тонкий срез копченой куриной грудки, снова помидор и сыр, ещё немного майонеза с чесноком и второй кусок хлеба. Если в чем мой отец и разбирался, так это в сэндвичах. В сэндвичах и, как это неудивительно, нацистах. Нет, вы не подумайте чего-нибудь такого – отец добрейшей души человек, либерал до мозга костей, который готов бороться за права любой категории униженных и оскорбленных. Он испытывал отвращение ко всем тем ужасам, что вытворял Гитлер, но нацисты интересовали его как культурный и социальный феномен, под воздействием которого самые обычные и не плохие по своей природе граждане Германии могли без каких-либо угрызений совести безмолвно смотреть на то, как их соседей – евреев или коммунистов, вместе с немощными стариками и детьми, увозили куда-то по ночам, и они навсегда пропадали в концентрационных лагерях.

Я поднес сэндвич к лицу, с удовольствием вдохнул его свежий и аппетитный запах и откусил большой кусок. Начал жевать. Ощутил вкус сочного помидора, пряность копченой куриной грудки и аромат сыра. Вдруг что-то пошло не так. Я почувствовал майонез, базилик и обжигающую остроту чеснока. Вот только остроты этой оказалось чересчур много. Начал активнее пережевывать, в надежде что хлеб, ветчина или сыр перебьют чеснок, но становилось только хуже. Он будто бы начал прожигать мой язык, небо, десны и даже горло. На лбу высыпал пот. Я ощутил, как кровь прилила к лицу, а глаза стали слезиться. Кажется, я даже начал задыхаться. Никогда не страдал астмой, но думается мне, именно так должен начинаться приступ удушья. Я выплюнул обжигающий и наполовину пережеванный кусок сэндвича на пол, туда же бросил его ещё целого собрата и подскочил со скамьи. Рюкзак и все его содержимое полетело вниз, но я не обратил на это внимания и ринулся в сторону туалета.

Оказавшись внутри, подбежал к умывальнику, открыл кран с холодной водой на полную мощность и засунул лицо под струю. Я начал жадно глотать воду, несмотря на все предупреждения мамы, что из-под крана пить нельзя. Но это не помогало. Во рту всё также горело нечто, казавшееся мне чесноком, но на деле видимо являвшееся серной кислотой или потоком вулканической лавы, смешанным с базиликом. Я вытащил голову из-под крана и прильнул губами к емкости с жидким мылом, что весела рядом на стене. Принялся одновременно со всей силы колотить пальцами по кнопке подачи мыла и ртом пытаться высосать его оттуда.

Только когда мои щеки раздулись от количества пенной жидкости во рту, я отпрянул от емкости. Поводил языком из стороны в сторону – для того, чтобы прополоскать рот, у меня уже не хватало ресурса растяжимости щек и губ, и, наконец, выплюнул мыльную жижу в раковину. Немного полегчало. Я вновь сунул голову под кран и прополоскал рот водой. Затем повторил процедуру с жидким мылом, правда, на этот раз уже не столь фанатично. Снова прополоскал рот водой.

Язык, нёбо, десны, внутренняя поверхность щек, губы и глотка – все было словно бы тщательно обработано наждачной бумагой, но хотя бы больше не горело адским пламенем. Я обессилено уселся прямо на пол туалета рядом с умывальником, не обращая внимания на растекшиеся повсюду лужи воды и жидкого мыла.

– Присел отдохнуть? – послышался чей-то голос.

Я поднял голову и увидел перед собой Джонни Сандерса – нашего квотербека и моего лучшего друга. Он стоял у двери туалета, упершись рукой о стену, и смотрел на меня, не забыв при этом изобразить на лице ехидную ухмылку. Джонни был большим любителем посмеяться и поиздеваться на другими, но исключительно на словах. В отличие от остальных игроков команды, которые, как это и положено большим, сильным и популярным ребятам, терроризировали всю школу, Джонни никогда не обижал тех, кто слабее его, и даже периодически выпускал на волю очередного нерда, запертого в собственном шкафчике.

Я перевел дыхание и ответил:

– Да сэндвичем видать траванулся.

Джонни понимающе кивнул головой, протянул мне руку и помог подняться на ноги. Я встал, и мы вышли из туалета. В раздевалке к тому моменту уже собралась вся команда. Парни переодевались, что-то кричали друг другу, смеялись и дурачились. В общем, обычная атмосфера для мужской раздевалки. Мы с Джонни присоединились к остальным и начали напяливать на себя защитную экипировку.

Через пять минут вся команда уже была одета, обута и засунула свои головы в шлемы. В помещение вошел наш наставник Эрик Кэмп или, как звали его мы, – тренер Морж. Мистер Кэмп был грузным мужчиной, разменявшим четвертый десяток, но выглядящим уже на все шестьдесят. У него были густые усы и обширных размеров живот. Собственно из-за этих двух отличительных черт мы и прозвали его моржом. Тренерский стиль Кэмпа можно было охарактеризовать как очень громкий и очень оскорбительный.

Морж любил орать много и оскорблять весьма разнообразно. По количеству слов, словосочетаний и крылатых выражений, употребляемых тренером в своей речи, он, наверное, мог сравниться с любым из классиков, которых изучают в школьной программе по литературе. Вот только большая часть его багажа знаний приходилась на ругательства, поэтому книга с цитатами из Эрика Кэмпа вряд ли когда-нибудь попадет на библиотечные полки. Впрочем, тренером Морж был неплохим и по большей части даже справедливым.

Каждую тренировку мистер Кэмп начинал с приветствия, каждый раз нового, но всегда ЗдоброгоИи ЗподбадривающегоИ На этот раз таковым было:

– Ну что, дамочки, поправили лифчики и вытащили колготки из жопы? Готовы, мать вашу, жалкие вы ублюдки, выйти на поле и хотя бы раз в жизни не заставить меня краснеть за вас?

Команда ответила дружными криками, и все мы поспешили на поле. На выходе тренер грубо схватил меня за плечо и прижал к стене. Обычно в кино с такого начинается уличное ограбление или изнасилование в душевой мужской тюрьмы.

– Ты, Мастерс, сегодня будешь на месте ресивера. Не знаю почему, может, ты недавно от толпы педофилов убегал, но твои убогие ноги последнее время стали быстрее, чем у страуса. Покажешь себя хорошо на тренировке – станешь ресивером на игре в следующую пятницу. Если же ты, маленький кусок отбросов человеческой жизнедеятельности, просрёшь все свои природные способности и не покажешь такую игру, что заставит меня реветь от счастья как двухгрошовую проститутку, которой её драгдилер сделал предложение, я заставлю тебя драить всю вонючую раздевалку зубной щеткой, а потом её же использовать для гигиены полости рта.