Эмиль, Гнитецкий - Благими намерениями

Голова у сыскаря болела все сильнее и сильнее. В глазах плясали красные жучки, но какую-то корчму он всё-таки нашел. Кобыла фыркнула и, потряся головой, встала прямо у входа.

Здание было построено из серого, покрытого лишайником камня. Два окна наглухо заколочены досками. Входом служила обычная дверь из тёмного источенного жучками дуба, залатанная в нескольких местах. Дверь выглядела настолько древней, что казалось, её не меняли ни разу со времён постройки дома.

- Милсдарь желает поесть в нашем заведении? - с наносным подобострастием спросил человек у входа, развалившись на старой бочке и ковыряя в носу.

- Доехал наконец-то, - выдохнул Мольх. - Не город, а одна большая помойная яма!

Вид у сыскаря был потрёпанный. После встречи со стражниками он умудрился чуть не затоптать ребенка, игравшего прямо на дороге, тот оказался глухим, и его еле успела выдернуть из-под лошади нерадивая мать. Затем нарвался на стаю бродячих собак, от которых еле отбился. Особенно сыщика обескуражило, когда он случайно заехал в тупик. Только хотел развернуться и поехать обратно, как из боковой арки к нему выбежала гурьба оборванцев с палками в руках. Один из них, видать, главный, крикнул: "Мне нужна твоя одежда, твоя обувь и лошадь". Пришлось спешиться, обнажить меч и распороть рубаху на груди у заводилы. С криками "Убивают, люди добрые!" шайка разбежалась.

А в заключение на него опять напали, но вмешался редкий в тех местах патруль, слава Праматери, не дорожный, и после разбирательств и предъявления грамоты Гинеуса дело решилось в пользу Мольха. Плащ слева был разорван - одна псина всё-таки клацнула его зубами. Хорошо, хоть попону не порвали. Лошадь была взмыленной и уже плохо понимала команды. Сам он был не намного лучше своего бедного скакуна: замученный переездом, злой, пыльный и грязный.

Да, милсдарь желает пить и жрать! - огрызнулся сыскарь, вымещая накопившуюся с похмельем и событиями сегодняшнего вечера злость. Мольх только сейчас обратил внимание на красномордого толстяка, одетого в засаленные мешковатые одежды. - Но сначала он желает набить кому-нибудь морду!

- О, милости просим. Я вижу, путник голоден и зол. - Неохотно слез с бочки толстяк, - Но я уверяю, перейдя порог нашей таверны, вы почувствуете себя, как дома.

- Как дома?! А ты был у меня дома, хмырь?! - пробубнил Мольх.

- Проходите, проходите! Не сердитесь, милсдарь, вы просто голодны. Всё только свежее. Выпивка и еда на любой вкус. Лошадь можете оставить на коновязи. Два толлера - и ваше средство передвижения будет в полной сохранности. - Улыбнулся.

- Ты кто вообще такой, собственно? Чего тебе надо?! - начал раздражаться Панкурт.

- Я? Да, я тутошний смотритель, милсдарь. Зовут меня Лотте. Слежу за порядком.

- За порядком? - вскипел сыскарь, - За порядком?! А это что? А вот это?! Где тут порядок?! - показывая пальцем на кучи мусора, битое стекло, лужу нечистот, комки грязи на стене здания у входа. - Много ли ты наследил?!

- Не успели убрать, у нас была свадьба недавно, - развёл руками смотрящий, и улыбнулся во весь рот, выставив напоказ свои жёлтые гнилые зубы.

- Не успели они... Очередные вымогатели! - слезая с лошади, проворчал Мольх, нервно порылся в сумке, кинул деньги в смотрящего, - На тебе две монеты, подавись! Если со скакуном что-то случится, ответишь головой!

- Как зовут вашу лошадь, господин?

- Мою лошадь зовут Конь! - едко ответил сыскарь. Затем разбежался и ударил ногой по двери, не удержался и упал, ругаясь от боли.

Подбежал Лотте, прыснул со смеху, помог подняться.

- Пошел вон! - зашипел Мольх, отпихивая его, - Сам знаю, что дверь на себя открывается!

- Добро пожаловать в корчму "Сапоги мертвеца"! - отвернулся и затряс спиной Лотте.

Смерив толстяка тяжёлым взглядом, Мольх отряхнулся, ещё больше размазав грязь по плащу, пробормотал нечто невнятное под нос, открыл дверь и вошёл внутрь, потирая ушибленное бедро.

Корчма встретила его запахом пива, сена и чеснока. Это было относительно небольшое и полутёмное помещение. Людей находилось немного, свободное место можно было найти без проблем. Первой сыскарю бросилась в глаза небольшая доска, на которой мелом небрежно кто-то нацарапал:

Внимание! Сегодня состоится концерт!

Выступает младший сын князя Кадрош.

Спешите видеть, спешите слышать,

спешите наслаждаться!

Сразу же к нему бросилась какая-то полная тётка с растрёпанными волосами и глубоким декольте. Её огромные груди подпрыгивали, как два арбуза на веревочках. Резко схватив его за руку, толстуха пробормотала прямо в ухо слюнявым ртом:

- Жрать заказываем?!

- Твою гвардию!.. - отпрянул Мольх, брезгливо отбросив руку тётки.- Чего ты орёшь? Ты кто вообще?

Глаза сыскаря спустились на вырез декольте и расширились.

- Жрать заказываем?! - гнусаво повторила баба.

- "Жра-а-ать зака-а-зы-ываем?" - белея от злости, передразнил её Мольх. - Да, заказываем!

Оттолкнув тётку, Мольх раздражённо прошёл к стойке, чтобы наорать на корчмаря, но вдруг почувствовал, что разговоры в зале утихли. Все перестали заниматься своими делами, уставились на него, а их взгляды не сулили ничего хорошего.

- Смотрите-ка, никогда его здесь не видел... - пронеслось в воздухе.

- Ух ты, что это такое вошло в дверь?! - со смешком выдавил кто-то.

- А плащ какой... И одет как... Барон, наверное...

Кое-кто начал вставать со стульев и постепенно подходить к нему. Шли с разных сторон. Переговаривались, толкались. Кто посмелее - лезли в первые ряды зевак. Плотный и высокий мужик поигрывал дубинкой, скривив рот в зверином оскале. Слышалось трение выдвигаемых стульев, глухой стук кидаемых ложек. Люди вставали из-за столов и кто поодиночке, кто небольшими кучками тянулись к новому посетителю. Трактирщик с испуганным лицом предпочёл медленно отойти вглубь стойки и занять укромное местечко прямо под большой надписью "Хоббитов и Л авессидов не обслуживаем". Уже знакомая сыскарю толстуха, уставившись кулаками в бока, хмыкала, предвкушая драку, от чего её массивные груди вызывающе трепетались, едва не выпрыгивая из одежды. Только два рыцаря у окна продолжали сидеть и с любопытством наблюдать за развитием событий.

- Господа! - выдавил Мольх, - Я не местный, обычаев и порядков не знаю, приехал в вашу прекрасную страну в отпуск.

Молчание. Суровые взгляды.

- Меня зовут Панкурт, я из Гардарии. Любуюсь вашим замечательным княжеством.

Здоровый детина, со скрещенными руками, который стоял ближе всех к Мольху, вразвалку подошёл к нему почти вплотную, дыхнул прогнившими зубами и медленно пробасил:

- Господа, говоришь? Из Гардарии, говоришь?! Наверное, подданные Ровида живут богато и согласны поделиться с бедными тружениками своими монетами?