Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

— Не приказы, а поручения… Будут, как не быть: возьмёшь мой нож, воды и пук мочала, и начисто отскребёшь стол: вскоре гость должен явиться, нельзя же угощать на грязном…

— То ж бабье дело, пан мастер!

Шлёп!!!

Ладонь звучно соприкасается с затылком Зденека:

— Во-первых, запомни: пока ты в ученичестве, как я сказал, так и будет. Уяснил?

Кивок.

Новая затрещина.

— А во-вторых, поскольку Господь создал по своему образу и подобию именно Адама, а Еву произвёл всего лишь из адамова ребра, то каждый мужчина может сделать всё, что делает женщина, кроме рождения детей. Ибо, как известно, Всевышний всемогущ, то есть умеет всё! И отказываться от любой работы — это значит подвергать сомнению Его замысел, что есть ересь… Ты же не еретик?

— Избави Боже, мастер! И к причастию допущен, и в храм на службы с матушкой и Дашкой хожу каждое воскресенье… — Парень, похоже, слегка испугался. Ничего, иногда "молодого" и пугануть не вредно, дабы служба мёдом не казалась и нюх не терял…

— А раз так, за дело! Гостей следует уважать: гость в дом — счастье в дом!

Счастье привалило в двойном количестве. Вскоре после того, как над городом басовито отгудел звук церковного колокола, призывающего добрых ремесленников прекратить дневные труды и устремиться мыслями к Высокому, раздался громкий стук в дверь. Мастер Липов не только заявился собственной персоной, но и приволок с собою "упавшего на хвоста" в преддверии дармовщинки своего дядьку по матери. Как оказалось, Кшиштоф Новак тоже входил в число членов достопочтенного цеха кузнецов Жатеца, хотя его "специализация" и была уникальной: этот пожилой мастер оказался единственным в городе мастером по изготовлению замков.

Как только гости разместились за одиноким (пока) столом, наполнив кружки пенящимся напитком и, расставив мисы с луком на сале и клёцками на заедку, я на правах хозяина уселся во главе трапезы.

Улыбнулись, роняя на стол хлопья, с глухим стуком сдвинули кружки:

— Наздрав!

— За знакомство!

— Будьмо!

Подули на пену, сделали по паре-тройке глотков, дегустируя тёмную горьковатую жидкость. Похрустели поджаристыми клёцками… Переглянулись, снова отпили, завели неспешный разговор "за жизнь". Через пару часов этой беседы, "усидев" на троих с полбочонка пива, мои собеседники, похоже, уже стали считать меня чуть ли не лепшим корешем, "вываливая" массу полезной информации. Что ни говори, а умение слушать — великое дело. За это время я уже знал по именам всех шестнадцать жатецких кузнецов, равно как и их супружниц и даже наиболее толковых и подающих надежды подмастерьев. Знал "грабительские расценки" на сырьё окрестных углежогов и рудокопов, размер городского налога на содержание мастерской, перспективы поставок жатецких замков "на экспорт" для ожидаемых на ярмарку силезских купцов с севера, из улуса Гуюка. Разумеется, не обошлось без расспросов о том, что деется на Божьем свете: ведь я для местных — землетоп, обошедший едва ли не пол-Ойкумены и, соответственно, находящийся под впечатлением от увиденного. По мере возможности рассказал им несколько отрывков из некогда виденных би-би-сишных познавательных передач и псевдоисторических голливудских телефильмов, в конце концов свернув разговор к "техническому прогрессу Штальбурга". Пехотная лопатка, предъявленная в качестве доказательства продвинутости отечественной металлургии, вызвала у мастеров железного промысла "непередаваемые очучения", однако Ян Липов прямо заявил: дескать, хорошая вещь, но явно дорогая, а потому и не годная к сбыту. Местный народ обходится оковкой обычных деревянных лопат, причём металлические накладки с поломанных в целях экономии переставляют на новые.

— Так ведь деревянные-то лопаты тоже денег стоят! А ломаются намного чаще. Не проще ли купить одну стальную и пользоваться ею много лет, чем десять "одноразовых"? Конечно, единовременно потратить придётся больше, зато в будущем монеты сберегут!

— Да откуда у простого седлака али у хлопа монеты? Седлак он чем платит?

— Ну как чем? Деньгами, ясно…

— Седлак испокон веку хлебом платит, альбо своей працей отрабатывает! Вот смотри, мастер Макс: за простую оковку я три снопа получаю, ибо по-божески за работу беру. А на твоей лопате железа вчетверо супротив той оковки, значит, не меньше дюжины полагается, да ещё и за работу. Так?

— Ну, вроде так…

— Ото ж! Даже если во внимание не брать, что сталь штальбуржская зело лучше, чем здешнее железо. Я ж её и так, и эдак вертел, а лопата твоя не согнулась… А дюжина снопов как раз можару займёт. Выходит, седлак в город с полным грузом приедет, а вобрат — с одною лопатой? Туда-сюда прокатался, ан день и потерян: это ежели он поблизу живёт. А как издалека? Ото ж.

— А кто не даёт кузнецу самому по деревням проехать, распродать всё напрямую?

— Цеховые уложения не велят и указы княжеские. Промеж градов с товаром ездить — то дело купеческое, не наше. Купцы-то в ватаги собираются, одним обозом альбо стругами по рекам, да и стражу купно наймуют. Только обозы те не в каждую деревню заезжают: их-то ноги кормят, потому как чем быстрее с ярмарки на ярмарку попадают, тем больше выручки имеют… Да и не любят седлаки у купцов брать: те цены вдвое, а то и впятеро против наших городских поднимают, да и снопы те в оплату брать отказываются. А городскому мастеру, как мне, к примеру, далее мили от стен что-то продавать испокон веку настрого возбранено! Ото ж.

— Да… Странные порядки…

— Древние порядки: испокон веку от пращуров наших так ведётся. Наше дело — ковать, седлаков — пахать, панов-рыцарей и иных волохов да кметов — воевать да землю оборонять, ну а уж святые отцы, как водится, за нас, грешных, молятся да на путь истинный наставляют. Так от века ведётся и довеку будет, ото ж!

— Что-то не заметно, чтобы паны сумели защитить славянскую землю от азиатских захватчиков в прежние времена! Вот, к примеру, я: ходил дорогами, а вдоль шляха — сплошь покойники лежат. И ладно бы мужики одни: бабы и дети мёртвые там же. Полонянников, говорят, гнали… В пути познакомился с человеком, из тех, что в хашар монголы позабирали, в бой за ханов идти. Так он сколько битв прошёл невредим, а раз как-то решил за арбалет взяться, посмотреть, как бьёт иноземное оружие. Тут ему монголы руку-то и отрубили… Сейчас по дорогам бродит, милостыньку промеж добрых людей выпрашивает. Добро ли дело?

— Чего ж доброго…

— Вот и я об том гутарю. А паны… Да что паны! Вон, на той неделе монголы одного такого пана прямо на дороге подстерегли, слугу, что с ним был, убили, а самого огнём пытали. Так что паны не только простой народ — сами себя порой защитить не могут! Только подати с нас дерут да богатством своим кичатся.