Денис Чекалов - Призраки кургана

Я пришел сюда почти мертвый, надеясь исцелиться, но ранения были столь велики, а наложенное демоном проклятие столь сильно, что даже камень не смог излечить меня. Но я остался жив, выпив почти всю силу кристалла, отчего он потрескался и потемнел.

Страшно было наблюдать за содроганиями этого обезображенного, но полного энергии тела, широко открывающейся при каждом слове искривленной половиной рта, выкатившимся глазом, тем более, что каждое движение лица повторяла другая половина, составляющая часть камня.

Он уже кричал, потрясая кулаками.

— И теперь являетесь вы, сильные и свободные, из любопытства желаете знать о судьбе того, что искалечил мою жизнь, наивно и глупо полагая, что я все расскажу! Даже если бы я все знал, я не сказал бы ни слова, потому что вы оба глупы и ничтожны!

Маг остановился, потому что пленка, закрывающая чудовищный разрез, вздулась, грозя разорваться, выплеснув его мозги наружу.

Со стороны камня послышался болезненный стон, глаз выступающей половины лица закатился. Переведя дух, после чего голова его приняла прежний вид, он почти спокойно продолжил:

— Теперь я вынужден влачить эту жалкую жизнь, порванный на две части, не в силах выйти отсюда и лишь из щелей наверху могу наблюдать жизнь. Но чью? Каких-то жалких людишек, бедняков, увечных, нищих, всех тех, кого раньше использовал как сырье для моих магических опытов!

Ведунья дружелюбно осведомилась:

— Но если такая жизнь так трудна, почему бы тебе не удавиться?

Тот уставился на нее с тяжелой злобой.

— Да потому, колдовка, что это не навсегда. Энергия камня никогда не оскудеет полностью, она возрастает каждый раз, как ему удается помочь паломнику, и я продолжаю с ее помощью восстанавливать силы. Когда я полз сюда, ко мне пристал один из тех добряков, что ищут беды на собственную голову, пытаясь воскресить мир. С его помощью я пустил слух о существовании волшебного камня, о котором давно забыли. И паломники поползли сюда сотнями. Но почти всю силу камня забираю я, так что он может выполнять только самые простые желания. Но ведь для каждого именно его дело является важнейшим, потому довольные разносят молву о нем, и поток людской не скудеет.

Я спросил:

— А что стало с твоим помощником и теми, кто пришел сюда напрасно?

Калимдор захохотал, давясь западающей в горло половиной языка.

— То же, что сейчас произойдет с вами, твари, я вырву ваши сердца и получу крошечный глоток силы!

Руки людей сталкивались, из ларца, больше похожего на объемистый сундук, вылетали золотые и серебряные кубки, мотки шейных цепочек, ожерелий и другие ценности, но единственной необходимой вещи в нем не оказалось.

Наконец, увидев пустое дно, они выпрямились, избегая смотреть на демона и машинально отряхивая руки от пыли. Вдруг глаза Арники расширились:

— Где Руфус?

Кинулись во двор, но там лишь бродили, лениво переговариваясь, ничего не замечающие стражники. Горкан не хотел сам выступать с удобными для себя предположениями. От этой необходимости его избавила Арника:

— Это он, он украл чашу, — указывая рукой вдаль, на предполагаемый путь беглеца.

Тут Горкан поспешил вмешаться:

— Невозможно, ведь его осмотрел Калимдор, — и первый уставился в лицо колдуна, глаза которого невольно метнулись в сторону, хоть он больше кого-либо другого знал о собственной невиновности.

Уверенность Горкана перешла в удивление, сменившись подозрительностью, и он удовлетворенно наблюдал, как эти же выражения мелькают на лице женщины.

Она не стала церемониться:

— Полно, да осматривал ли Калимдор пленника. А может, наоборот, передал ему череп, зная, что тот очнулся и обязательно убежит?

Обращаясь к Елистаре, она уже кричала:

— Да, эти двое украли чашу, сговорившись! Ведь кто-то же выпустил Руфуса из ямы, кому это было нужно, кроме Калимдора? Горкан никогда не стал бы помогать человеку, да и почти весь день он был в шатре со мною, а вот где бродил в это время колдун князя?

— Ах ты мерзкая девка! — закричал Калимдор с перекошенным злобой лицом. — Без меня вы не получили бы голову Всеслава, и теперь ты смеешь обвинять меня в предательстве?

Вдруг он взвизгнул, крутанувшись на месте.

Для Елистары слова жрицы оказались убедительнее всех иных доводов. Она хлестнула колдуна жалом дымящегося света, вылетевшего из ее недр.

Маг не был готов к нападению. Его багряная мантия вспыхнула и задымилась. Второй удар Калимдор отразил сучковатым посохом, превратившимся в длинный сверкающий меч.

Арника с криком:

— Предатель! — кинулась наперерез соскользнувшей с острия меча молнии, выставив перед собой магический щит.

Летящий зигзаг разбился о него, рассыпавшись мелкими искрами.

Горкану был безразличен исход битвы, однако он не желал показывать этого демону. Потому встал на ее сторону, почти лениво окружив Калимдора роем летающих тарантулов, облепивших его лицо и шею, кусавшихся и выпускающих под кожу смертоносный яд.

Однако, сотворенные небрежно, они сразу же осыпались песком, иссушенные коротким заклинанием колдуна. Елистара раз за разом ударяла мага раскаленными всполохами, но он успевал отвести опасность своим мечом.

Горкан заметил, что луч слабеет — демон не мог долго находиться на земле, сохраняя силу. Понял это и Калимдор, испустивший торжествующий крик.

Однако он радовался слишком рано. Уже исчезая, сливаясь с тьмой ночи, Елистара достала его последним, самым мощным ударом, почти напополам раскроив череп, сквозь который, деля его на две части, сверху вниз прошла глубокая трещина.

Колдун зашатался, опустив меч, и Арника повторила его ошибку — открылась, полуобернувшись к Горкану. В ту же секунду меч Калимдора вновь со свистом разрезал воздух, раздался удар, приглушенный толстым ковром.

Жрица, уже без головы, залитая алой кровью, все еще стояла в позе победителя, вздымая волшебный щит.

Это продолжалось не долее, чем надо для того, чтобы сделать короткий вдох, но Горкану не удалось даже этого.

Воздух застрял в горле каменным кляпом, разрывая легкие и мозг, выдавливая глаза из орбит, клокоча так и не вырвавшимся диким криком.

Елистара уже исчезла, шаман, не чувствуя собственного тела, сделал несколько шагов вперед, к уже упавшей возлюбленной и только теперь услышал полный неверия, изумления голос Калимдора:

— Так это все ты? Ты погубил наши планы?

И вдруг раздались хрипящие, булькающие звуки — то смеялся из последних сил Калимдор. Кровавая пена хлопьями падала с его тонких губ:

— Так ты, ублюдок, помесь человека и твари, действительно любил ее?

Он сгибался от смеха, опираясь на посох, помогающий удерживать равновесие, и желтовато-бурая жидкость капала на пол из трещин в черепе.