Марк Лоуренс - Император Терний

Она бесконечно долго вращалась на уголке, потом скатилась со стола. Юсуф наклонился за ней и поднял.

— Опять два!

Проклятье.

Я передвинул фигуры, надеясь, что что-нибудь да и придет в голову. Юсуф уже притворялся моим другом. Как превратить это во что-то настоящее, я не имел понятия. Вообще-то я даже не был уверен, что понимаю, в чем разница.

Меня привлекло какое-то волнение среди белого зноя снаружи. Горбатый гигант в черном, терзаемый толпой? Нет, это дети, оборванные дети окружили человека, тащившегося через площадь.

— Прошу прощения, Юсуф.

Я встал и был вознагражден мгновенным замешательством в глазах мавра.

Короткие шаги и резкие повороты вывели меня из-за столов на солнце. Современный в черной одежде, в опасно накренившейся шляпе, тащил чемодан, а дети дразнили его, кидались камешками и пытались забраться к нему в карманы.

— Друг в беде…

Я пожал плечами и зашагал к нему, подняв руки и вполне прилично изображая Райка, до смерти пугающего цыплят. Дети разбежались, и современный поскользнулся, в процессе потеряв шляпу. Я подобрал ее и держал наготове, когда он поднялся на ноги.

— Марко Онстантос Эвеналин из Золотого Дома, Южное торговое отделение, — сказал я. — Какого черта?

И я подал ему его дурацкую шляпу.

На корабле я так и не смог понять, сколько ему примерно лет, и даже сейчас это было непросто. Под шляпой у Марко оказались зачесанные набок жидкие светлые волосы, не скрывающие лысину, похожую на рыбье брюхо. Прическа эта демонстрировала дар самообмана — такой человек мог простить себе что угодно.

— Благодарю.

В жизни не слышал, чтобы так неискренне благодарили.

Внимательно и с подозрением изучив свой головной убор, Марко водворил его на место и отряхнул пиджак.

— Золотой Дом не может позволить себе носильщика и телохранителя? — спросил я, глядя, как из тени снова выглядывает пара самых отчаянных пацанят.

— На этой набережной никто не говорил на имперском наречии, — нахмурился Марко. — Они не брали мои деньги.

— Ну вот, я же уже говорил: я возьму их, банкир. — Я как мог изобразил дружелюбную улыбку. Не привык притворяться, что мне кто-то понравился. — И я говорю на шести языках.

Я не стал упоминать, что среди них нет мавританских, но, полагаю, жесты и уверенность весьма помогают преодолеть непонимание.

— Нет, — сказал он так быстро, что я подумал, будто он понял, кто я такой, едва заметив меня своими маленькими черными глазками.

— Я помогу вам бесплатно, безвозмездно, даром. — Я попытался улыбнуться иначе, представляя, как это мог сделать сэр Макин, у которого наготове очередная шутка. — Вы могли бы воспользоваться дружеской помощью, Марко, разве нет?

Наконец, все еще явно не доверяя мне, банкир натянуто улыбнулся — улыбка эта была так же уродлива, как моя.

— Можете понести мой чемодан и найти для нас какой-то транспорт. — Он протянул руку в белой матерчатой перчатке. — Друг.

Я пожал его руку, мягкую и, несмотря на перчатку, влажную, и тут же выпустил.

— И куда мы направляемся, Марко?

— В Хамаду.

Он внятно выговорил это слово.

— А что там, в Хамаде?

Я пристально смотрел на это бледное лицо, снова задумавшись: это я играю в азартную игру или случай играет со мной?

— Банковское дело, — сказал он, плотнее сжав тонкие губы.

Я кивнул. У Ибн Файеда имелась резиденция в Хамаде. В этом городе не могло быть банковского дела, которое не принадлежало бы ему.

Чемодан банкира оказался куда тяжелее, чем я ожидал. Я взвалил его на спину и потащил к кофейне, невольно снова зауважав силу современного. Я хорошенько вспотел, прежде чем мы достигли тени.

— Если немного покараулите чемодан, Марко, я извинюсь перед лордом Юсуфом.

Я застал Юсуфа за изучением доски, с чашкой кофе у губ.

— Вы знаете, я не лорд, сэр Йорг. У нас есть собственные правители на северном побережье, султаны, калифы, императоры — разные. А рангом ниже — множество принцев, больше, чем вы могли бы сосчитать, некоторые — совсем нищие. Любой, кого вы встретите, в шелках и драгоценностях, если он не назвался торговцем — принц. А еще ниже рангом, по крайней мере тех принцев, у которых есть земли и большие дома, — друзья принцев, обычно военные, а иногда мудрецы. Когда нас призывает наш покровитель, мы служим ему, а когда нет — мы свободные люди. Значит, ты будешь путешествовать с этим современным? Тебе надо бы отправиться ко мне домой, познакомиться с моими женами, поесть гранатов, отведать жареного павлина. Но ты не хочешь. Тогда отправляйся с этим типом и будь осторожен, друг мой. Такого человека здесь не ждут. С ним ничего плохого не сделают, но в пустыне трудно выжить без поддержки других людей. А чужаки вроде тебя, родом из не столь суровых земель, умрут на Краю, даже не коснувшись песков.

Я протянул руку, и он пожал ее своей, сухой и крепкой.

— Иногда надо пользоваться шансом, — сказал я и поднял ближайшую кость. — Можно? Никогда не знаешь, вдруг что-то вроде этого спасет тебе жизнь.

— Иди с Богом, Йорг Анкрат, — сказал он и снова принялся изучать доску.

Пятью годами ранее

Марко стоял рядом с чемоданом, какой-то напряженный, ему было явно неудобно в плаще.

— Неужто есть закон, согласно которому ты не можешь это снять?

Я ухмыльнулся и поднял его тяжеленный чемодан.

— А кираса на такой жаре не натирает, сэр Йорг?

Я снова надел ее, когда мы пришли в порт. Не то чтобы она пригодилась на борту, но на берегу стоило потерпеть.

— Черное охраняет от удара кинжалом? — спросил я.

— Традиция кого угодно удержит от попытки, — сказал Марко.

Привилегии клана банкиров едва ли много значили для меня как для дорожного брата, но, несомненно, при дворах Сотни и в коридорах Вьены они обеспечивали защиту, недоступную даже королям.

— Давай-ка найдем, на чем доехать. — Я кивнул в сторону самого широкого переулка, ведущего с площади.

Все улицы Кутты были узкими, окаймленными высокими зданиями, — только так можно создать тень. Повозки здесь не могли проехать, но серьезные грузы выгружали дальше, в Танжере, более крупном и ориентированном на торговлю порту.

Марко последовал за мной, держась на расстоянии, словно отказываясь от защиты и строго определяя для меня роль носильщика. Люди повсюду знали, что напасть на современного — значило открыть счет вражды с кланами и что из флорентинских сундуков будет рекой литься золото, покуда долг не уплатят и весы не придут в равновесие. Однако же в Разрушенной Империи перспектива возможной смерти от ножа убийцы защищала хуже, чем могли надеяться банкиры, если золото можно было получить прямо сейчас, немедленно. Возможно, в менее диких и лучше знакомых с понятием чести краях традиции современных обеспечивали большую уверенность. Конечно, мавры весьма почитали купцов и поддерживали порядок лучше, чем мы в землях близ Вьены.