Марк Лоуренс - Император Терний

— Уезжаем. Верхом.

— Что? Зачем?

Дождь усилился, наверстывая упущенное.

— Ну, можешь остаться в карете, если хочешь. — Челла вытерла воду с лица и сплюнула. — Но там будет Тантос, а путешествовать с нежитью не слишком приятно.

Вьена — величайший город на земле. Конечно, я могу ошибаться. Может оказаться, что в обширном Линге, или за Сахаром в сердце Цераны, или где-то в пыльном Индусе есть более великолепное творение рук человеческих. Но сомневаюсь. Богатство целой Империи расходуется во Вьене, год за годом, век за веком, обменивается на камень и мастерство.

— Невероятно.

Макин снял шлем, словно тот мешал ему впитывать великолепие со всех сторон. Райк и Кент ничего не сказали, они словно онемели. Мартен держался рядом со мной, он снова был фермером, словно годы войны, годы, когда он вел армии к победе, ускользнули, и он снова пугался всего этого величия.

— Лорд Холланд показался бы тут деревенщиной, — сказал Макин.

В немногих городах из тех, что я взял за время завоевания Арроу, было хоть по одному зданию, сравнимому с грандиозными постройками, окаймляющими подъезд ко дворцу. Здесь знать старой Империи выстроила себе летние дома всевозможных форм и размеров, то изящные сооружения из розового мрамора, то гранитные здания, устремляющиеся к облакам, состязаясь, чтобы впечатлить императора, его двор и друг друга. Мой прадед был таким дворянином — герцогом Арроу, он владел землями во имя Империи и по воле управляющего. Когда управляющий умер и Империя распалась на части, дед создал себе корону сам — захватил Анкрат и объявил себя королем.

Впрочем, даже во Вьене на улицах ощущалась нервозность. Не просто волнение Конгрессии. Здесь царило напряжение, словно задержанное дыхание. В переулках и на далеких площадях горели костры — сжигали трупы в страхе, что их ожидает худшая участь. Толпы, наблюдающие за нашей процессией, были взволнованы. Гвардеец на норовистой лошади потерял шлем, и местные засмеялись — на грани истерики.

Все четыре дороги во дворец были достаточно широки, чтобы от ворот резиденций на одной стороне не добросить копье до другой. Наша колонна ехала посередине, по пятнадцать в ряд, но тридцать сомкнутых рядов, кареты в центре, обоз позади. Увязавшиеся за нами, включая передвижной дом Онсы, полный продажных ласк, отстали на окраине. Капитан Деверс объявил, что в Золотые Ворота не должны проникнуть нежелательные элементы. Мне пришлось усмехнуться. Уверен, что фургон с проститутками провез бы в эти ворота меньше греха, чем Сотня в ее лучшие дни.

Я ехал дальше и все больше мрачнел. Я приехал сменить одну корону на другую, свой трон — на менее удобное кресло. Возможно, я найду третий путь Фекслера Брюса и залатаю трещины, опутавшие мир. Этого я не знал. Но я знал, что Йорг в новой короне, на троне высшей власти, будет все тем же. Не лучше. Не более способным освободиться от своего прошлого и от шипов, впившихся слишком глубоко.

Дворец императора расположен на площади столь обширной, что огромные здания в глубине кажутся крошечными. Четыре дороги смыкаются у подножия дворца, проходя по огромным просторам брусчатки, лишенным статуй, фонтанов и памятников. Обычно здесь толпятся богатые горожане, тратя деньги во всевозможных лавках и палатках, но во время Конгрессии лишь беспрепятственно веют осенние ветра.

— Божья шлюха!

Макин прервал мои размышления. Он привстал на стременах.

Сэр Кент нахмурился — со времени обращения он не выносил богохульство.

— Безобразие! — шикнул я на него. — Да что там случилось-то?

— Сами увидите, когда оторвете задницу, — сказал он, чуть улыбаясь, но все еще недоуменно моргая.

Я вздохнул и тоже встал. Вдалеке, на полпути до дворца, Западную улицу пересекала тонкая линия солдат в черных плащах. Что-то знакомое было в шлемах с красными гребнями, в сочетании блестящих кирас со смехотворными панталонами в синюю и желтую полоску.

— А, чтоб меня, это же папесса.

Я сел.

— Папесса? — спросил Райк, словно впервые слышал это слово.

— Да, брат Райк. — Колонна замедлила шаг. — Толстая старая тетка в смешной шапке, да еще и непогрешимая.

Мы приблизились, копыта цокали по мощеной дороге. Папские гвардейцы ждали, бесстрастные, уперев древки алебард в мостовую, флажки развевались, пики устремлены в небо. Капитан Деверс остановил своих людей. Позади папской охраны возвышался портшез — огромная изукрашенная конструкция, закрытая со всех сторон от непогоды и любопытных глаз. Десять носильщиков навытяжку стояли у шестов.

— Ее святейшество желает говорить с королем Йоргом, — произнес один из гвардейцев, вероятно главный, но внешне ничем не отличавшийся от остальных.

— Будет интересно.

Я спрыгнул с седла и прошелся к началу нашей колонны.

Миана открыла дверь, когда я проходил мимо кареты Холланда.

— Веди себя прилично, Йорг, Мартена может не оказаться рядом, чтобы спасти положение.

Я обернулся, взял ее за руку и улыбнулся.

— Мне стоило сорок тысяч золотом явиться на эту встречу. Я не потрачу столько зря, моя королева. Я порой легкомыслен, но отнюдь не идиот.

— Йорг.

Ее рука выскользнула из моей, в голосе послышалось предупреждение.

Передние ряды разомкнулись, и я подошел к панским гвардейцам. Человек, который вызывал меня, теперь осуждающе смотрел на Гога у меня на бедре.

— Ну, значит, проводи меня к ее святейшеству. Не могу же я ждать целый день, у меня дела. — Я кивнул на огромный купол дворца у него за спиной.

Пауза — и он повел меня сквозь строй. Мы подошли к портшезу, и трое носильщиков поспешили вперед со стульями, двое несли широкую кушетку с лиловыми подушками, один — простой стул черного дерева для меня.

Ближняя дверь открылась, и оттуда показались бесконечные метры лилового шелка, обтягивающие колышущуюся плоть. Носильщики вытащили короткие пухлые руки, унизанные кольцами, потянули, пятый носильщик толкал. Гора хрюкнула, и показалась опущенная голова, редкие черные волосы прилипли к потному малиновому лбу. Золотое распятие висело под складками шеи — тяжелое, полсантиметра толщиной, в полметра длиной, на перекрестье — рубин, знак крови Христовой. Должно быть, эта штуковина была тяжелее младенца.

И вот она вышла, верховный понтифик, пастырь огромных стад, слизень, выманенный из гнезда. Запах цветочных духов и масел не мог скрыть исходящее от нее зловоние.

Они усадили ее на кушетку, которая явно была узковата. Гвардеец остался рядом со мной. Бледные внимательные глаза, руки в шрамах. Панталоны меня не отвлекали: бдительных надо держать в поле зрения.

— Ваше святейшество.

Пий CXII, если обращаться по имени.

— Король Йорг. Я думала, вы старше.