Лили Сэйнткроу (Сент-Кроу) - Ревность (ЛП)

— Три, — ответ Кристофа был дыханием звука. — Вам повезло, что ей не потребовалось больше.

— Черт бы тебя побрал! — Брюс двигался. Шелест одежды, и Кристоф напрягся. Я издала странный, скулящий звук. Я чувствовала себя так, будто меня разделили и неправильно собрали заново все части, каждый дюйм моего тела болел.

Шар тепла ударил в живот и распространился туманом теплого удовольствия. Он успокоил боль и впитался, и если бы не тот факт, что я больше не кровоточила во всех местах, о которых думала, возможно, я могла бы встать.

Но я позволила своим глазам закрыться. Это облегчение — просто лежать в руках Кристофа и знать, что он все держит под контролем.

Маленький голосок внутри меня пытался сказать, что мне следовало бы беспокоиться о чем-то еще, но я быстро заткнула его. У меня уже было все, о чем я могла волноваться. На моей тарелке беспокойства больше не было места для чего-то еще.

— Уже побрал. Уходите, — голос Кристофа был сухой шелухой. Он прочистил горло. — Дайте ей немного пространства. Если темная аура накроет ее...

— Этого не произойдет. Она светоча, — это был один из дампиров, и он казался охваченным благоговейным страхом. — Слушай, с ней все хорошо. Давление в норме, пульс немного ускоренный, но нормальный — она сейчас очнется. Посмотри на ее плечо.

Я не хотела смотреть на плечо. Я плотнее свернулась на Кристофе и подумала о моей разорванной футболке. Тепло окрасило щеки — не то тепло, когда удовольствие циркулировало под моей кожей.

— Кристоф, — пробормотала я и почувствовала себя немного стыдно.

— Все хорошо, птаха, — легкое прикосновение — его губы прикоснулись к моим спутанным волосам. — Все в наших руках.

Именно это я и хотела услышать. Я держала глаза плотно закрытыми.

— Ты берешь на себя недопустимый риск! — Брюс вытеснил слова сквозь сжатые зубы. — Ты слышишь меня, Рейнард?

— Тявкай на кого-нибудь другого, ибн Аллас

[30]

. Я сделал то, что намеревался сделать, — неужели Кристоф насмехался? Было тяжело сказать, поскольку мое лицо пряталось на его груди. Он сделал глубокий, тяжелый вдох. — Я здесь, и если Куросы прекратят пытаться убивать меня, то я буду лучшим союзником, который у вас есть. Так долго, пока вы держите ее в безопасности.

— Анна будет поймана. Она заплатит за все, что сделала.

— Что вы собираетесь делать? Она светоча, а ее охранники фанатично преданы ей, — Кристоф двигался. Он встал с пола, пошатнулся и выпрямился. — И вы помогли в этом. Все в Совете закрывали глаза или активно поощряли это. Она монстр. С Божьей помощью носферату найдут и убьют ее, если она не заключит сперва сделку с дьяволом.

— Она испорчена и манипулирует всеми, но не...

— Она открыла огонь на Куросов и другую светочу, Брюс! — машины выпустили искрящиеся, статические, несчастные звуки. — Она предала одного из нас — больше одного — Сергею! Когда ты поймешь это?

— Это не вернет Элизабет!

Тишина. И в тишине росло рычание. Я прижалась ближе к Кристофу, пока не поняла, что этот звук исходил от него. Медальон мамы был теплым и неподвижным на моей груди.

Шаги, дверь закрылась. Чувство присутствия ушло из комнаты, и Кристоф сделал быстрое, сильное движение, поддерживая меня вместе с собой, поднимаясь на ноги и издавая резкий звук усилия. Мой нос ударился о его ключицу, и одна из машин издала сдавленный визг, прекращая подачу звукового сигнала. Хотя та, что отслеживала мое сердцебиение, продолжала работать. Мой пульс мчался, высокий, быстрый и сильный. Такое ощущение, что я была на реактивном топливе, или во мне было слишком много кофеина.

Кристоф обернул свои руки вокруг меня и прижался лицом к моим волосам. Мы стояли так: мои ноги пошатывались, постепенно набирая силу. Я сглотнула несколько раз, жажда крови покалывала в горле. От него все еще пахло яблоками, корицей, и теплом. Каждый раз, когда я вдыхала, аромат гладил то чувствительное место, и дрожь спускалась по мне. Машина, продолжающая отслеживать мой пульс, послала еще один каскад сигналов.

— Что произошло? — наконец прошептала я.

— Тебе надо было остаться с Леонтусом, — прошептал он сзади. — Те скамейки спрятали бы тебя.

Я не знала, почему была удивлена.

— Ты знал, что она собиралась сделать нечто такое?

— Нет. Я думал, что это было маловероятно. Она противоречива.

Ты серьезно? Я пыталась, сначала осторожно, отодвинуться от него. Он не отпускал. Так мы некоторое время боролись, я — нерешительно, и Кристоф, в итоге, казался удивленным.

— Ты не можешь сама стоять. Прекрати отталкивать меня, — но он усадил меня на операционный стол. Стол немного сдвинулся, как будто не хотел удерживать меня, но Кристоф держал меня, пока я не обрела равновесие. Когда я уперлась своими безжизненными ногами в пол, я почувствовала себя отчасти стабильной.

Я схватила порванную на груди футболку и моргнула. Я вся была, как резина, и каждая часть меня болела, несмотря на жар внутри; чувство того, что все хорошо, распространилось волнами.

Я не хотела думать о том, что было в моем животе, распространяя те самые волны.

— Вот, — внезапно Кристоф сделал движение. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он снимал через голову свой свитер. — Он грязный, но...

А затем он предложил его мне.

Я не была уверена, откуда взялась вся кровь, которая прилила к щекам. Особенно сейчас. Но я стала темно-красного цвета и начала что-то бормотать.

Он кинул свитер мне в руки и развернулся, смотря на стену в противоположном конце комнаты, как будто она содержала все секреты жизни.

Это было не столько из-за свитера или того, что на мне висела рубашка, пригодная для тряпок. Это было не столько из-за его бледной, матовой кожи с полосами засохшей крови.

В его спине были три грозные, морщинистые дыры, которые выглядели любопытно бескровными, когда затягивались; медленно, но зримо исцелялись. Пулевые раны заживали на моих глазах.

И шрамы.

Он выглядел так, будто повалялся в осколках стекла. Шрамы тянулись вверх и вниз по его спине, бледные, блестящие швы против совершенной кожи, достигая противно выглядящих отпечатков пальцев вокруг ребер. Они двигались, когда он дышал, и я сидела там и смотрела несколько мгновений, пока мое сердце колотилось, а кровь бегала по венам, и я поняла, что все еще жива.

— Дрю, — наконец сказал он, — ты уже переоделась?

— О. Я, эм. Секунду, — мне потребовалось две попытки, чтобы снять куски своей футболки, а мои руки тряслись, когда я вдевала свитер через голову. От него даже пахло Кристофом, и на обратной стороне свитера было три дыры. Но перед был в значительной степени в порядке, даже если V-образный вырез был немного глубоким для меня. Кристоф выглядел обманчиво тощим, но я увидела, как двигались мышцы, когда он немного переместил свой вес, затем застыл, как мраморная статуя, когда стал таким же тихим, какими становятся дампиры постарше.