Андрей Балабаев - Бросок за мечтой (СИ)

- Но в условиях войны с системой следующего технологического порядка это преимущество будет играть ничтожную роль, - подхватил актор. - Необходимо продолжать сбор информации. И наконец, ещё один вопрос, который меня беспокоит. Аура! Чем была вызвана задержка в принятии решения о предоставлении экстренных полномочий в области Биома?

- Невозможностью выработать консолидированное решение на основе базовых догм и наличного массива данных.

- Я это уже слышал. То есть ты... не знала, какое решение принять?

- Именно так, актор.

- Оцени вероятность возникновения такой ситуации.

- Менее одной десятитысячной.

- Классифицируешь ли ты данное явление, как формальный сбой этических и логических компонент своего интеллекта?

- Анализ продолжается, актор. В данный момент я склоняюсь к этой версии с вероятностью ноль целых пятьдесят шесть сотых.

- С учётом имеющихся данных, превентивно запрашиваю экстренные полномочия в области Биома на все случаи физического контакта Ауры с чужеродными объектами искусственного происхождения.

- Полномочия предоставлены, актор.

- Конец совещания. Кто хочет, может оставаться на ужин.

***

- Кто ты? Кто ты такой?

Вопросы продолжали звучать, и ответ тёмной глыбой выплывал откуда-то из глубин - выплывал сам собой, закрывая свет, неотвратимо и величаво. Протяни руку и коснись - твёрдый, холодный камень, на котором высечено одно только слово.

- Я - никто, - повторил он вслух, пробуя на вкус новое ощущение.

Не воин. Не личность. Не экзекутор. Пустое место, одно из трёх миллионов никчемных тел, заброшенных в глубины космоса по воле легендарных предков, создавших Ауру.

Удушающая, рафинированная пустота вползала в его дни, превращая их в самую совершенную из тюрем. Без желаний, без сил, без надежды на будущее оставались только бессонные ночи, заполненные мыслями о несбывшемся, да тяжкие пробуждения, когда истончившаяся броня снов пропускала острые клинки реальности к измотанному сознанию. Римм мечтал о том, чтобы можно было заснуть и не просыпаться тысячу лет, но каждое утро, снова и снова, силой заставлял себя встать. Это был последний рубеж обороны, граница самоуважения, за которой - только деградация и распад. Встать, умыться, проверить новости, отправиться на прогулку. Потом, быть может, позавтракать - если будет необходимость. В очередной раз удержаться от набора букв чужого идентификатора, так и не стёршегося из памяти. В очередной раз изолировать себя от общества, отключив связь, чтобы через час включить её снова и криво улыбнуться всё той же пустоте, скалящейся из инфосферы.

Воля борола в нём первозданную тьму - и не могла побороть. Тьма билась о бастион воли - и не могла взять эту единственную преграду, ещё стоящую на пути.

Очередное серое утро принесло новый приступ отчаяния. Он был ожидаем, даже смешон - частью разума Римм сумел отстраниться от непрерывного переживания своего падения, и теперь спасался, наблюдая со стороны за реакциями тела и духа. Знание того, что с ним не происходит ничего особенного, что миллионы и миллиарды людей когда-то прошли через то же самое, слегка помогало оторваться от мазохистского любования собственной ничтожностью. Иногда - на пару часов, иногда - на день. В этот раз кризис начался слишком рано, и ноги сами направились туда, где, казалось, можно капитулировать пред внутренним врагом и получить долгожданное помилование - пусть даже ценой гордости. Смириться с самим собой.

Кленовая аллея вывела Римма к непримечательной пластобетонной стене, единственному сооружению во всей округе, на отшибе Биома. Высокий портал входа пугал завесой тьмы, над которой щерилось недоброе предупреждение: "Оставь надежду, всяк сюда входящий". Кивнув самому себе, он мысленно выбросил остатки этого чувства, представил, как их, похожие на клочья белых лент, рвёт и уносит ветер, и шагнул навстречу своему страху. В Парк одиночества.

Одно из самых удивительных и одновременно - самых мрачных сооружений, созданных инженерами Ауры, распахнуло перед ним свои извилистые дорожки. Парк одиночества, огромный механизм, сотворённый с единственной целью - не позволить вошедшему внутрь встретить, увидеть или услышать другого человека. Как бы ни был просторен Биом, как бы ни была велика сама Аура, у живущих внутри людей оставалось не так много возможностей побыть наедине с собой. Никакие попытки создать идеальную планировку, насадить леса и установить расписание посещений самых заповедных уголков не могли отменить того факта, что три миллиона человек теснились менее, чем на пяти тысячах квадратных километров. Пятачок размерами тридцать на тридцать метров на одного гражданина, пятачок, с которого не улететь и не скрыться. Первые поколения граждан, ещё не полностью адаптированные к новым условиям, ещё слишком живо представляющие себе, что они потеряли, построили парк, ставший местом последнего отдохновения от выматывающего общества себе подобных. В прежние времена он способен был изолировать тысячу посетителей, прокладывая для них индивидуальные тропки среди кустарника и деревьев, наглухо экранируя посторонние звуки и подавляя любые системы связи. Тогда от страждущих уединения не было отбоя, ныне же, в эпоху всеобщего счастливого сна, парк пустовал и сделался пристанищем тех немногих, кто по какой-либо причине не смог встроиться в совершенное общество технологического рая. Или таких, кто сам отпал от него, ступив на опасную тропу пробуждения, как бывший экзекутор Римм Винтерблайт.

Парк встретил его узкой тропкой, петляющей между зарослями боярышника. Чуть поодаль царапали небо берёзы, покачивали ветвями рябины и начинался непролазный бурелом - границы индивидуальных владений нового посетителя. Римм шёл вперёд, вдыхая аромат осени, а невидимая автоматика творила для него волшебство, создавая новые и новые тропинки впереди и растворяя те, что оставались сзади. Ей ничего не стоило переместить тысячи живых растений и тонны почвы, уложить плитку или утрамбовать землю, комбинируя, будто в невероятном калейдоскопе, бессчётное множество вариантов окружающей человека действительности. Невозможно было представить, что густые заросли многолетних деревьев, ложа ручьёв или стёртые камни собраны за мгновения до того, как их коснулся твой взгляд, и будут разобраны сразу же после того, как ты скроешься за очередным поворотом. Мрачный механический сад ничем не выдавал своей внутренней жизни.

Набредя на лавочку, стоящую напротив высоких каштанов, Римм присел, отдавшись тишине и покою. В памяти в который раз всплыло лицо Эон Ли, заворочалось в груди что-то шипастое и тяжёлое, но на этом пути привычно ждал тупик - не переборов себя, не избавившись от древней болезни под названием "любовь", нельзя было унаследовать будущее. От сделал глубокий вдох, потом ещё и ещё один. Жить с вечным ощущением утраты - страшно, но разве не страшнее отказаться от части себя, вырвать её с корнем и сжечь? Будет ли этот новый Римм Винтерблайт тем же Риммом, что поступал на факультет Механики, а потом искал своё счастье в рядах Корпуса экзекуторов? Что хуже - застрять в болоте прошлого или пасть в бездну будущего? Ответ известен заранее. Будущее ничего не обещает, прошлое ничему не учит - но остаться на одном месте означает умереть неизменным. Впереди, пусть даже не вполне самим собой, можно жить. Да, он должен жить. Хотя бы назло, хотя бы ради возможности доказать самому себе, что является человеком, а не запрограммированным автоматом, слепо идущим по начертанному пути. Но кто покажет, как это - заново начать жить? Кто даст волшебное обезболивающее, которое позволит назавтра проснуться с лёгкостью внутри и улыбкой на губах? И на это есть готовый ответ. Никто, Римм. Никто. Есть лишь ты и твоя воля, и никто не возьмёт тебя за руку, никто не скажет - "пойдём!" Ты ценен для других пока можешь прокладывать собственный путь, через силу - но двигаться, скрывая боль - но смеяться. Каждый сам поднимает себя из пропасти. Сможешь ли? Хватит ли сил выполнить команду "встань и иди"?