Ирина Суслова - Хранители снов (СИ)

А еще меня радовало то, что Инесса Егоровна не признала меня не нормальной, а наоборот значительно облегчила душевное состояние, можно сказать, сняла с плеч булыжник. Так что весь оставшийся путь я шла летая в облаках, напевая и пританцовывая, как обычно делаю, если мне просто хорошо. Впервые за две недели я ждала ночи и совсем не боялась заснуть.

Когда я подошла к подъезду, уже смеркалось, и как всегда не горел свет. Добравшись до пятого этажа, я открыла дверь, и меня сразу обволок смешанный запах разнообразных красок. Как я люблю свою квартиру. Здесь полностью был мой собственный мир. Она досталась мне от родителей и с помощью тетки я имею возможность жить на своей жилплощади, а не в общаге с другими детьми — сиротами.

Хотя изначально квартира была трехкомнатная, но мы с тетей Миной — так зовут сестру моего папы, решили, что такая большая квартира мне пока ни к чему, поэтому продали старую и купили эту «однушку», которая кроме всего прочего, находится ближе к школе. Вырученные же за неё деньги, положили в банк. По замыслу тети Мины, я могла снять их только тогда, когда мне исполнится двадцать один год, чему я ни в коем случае не препятствовала. По крайней мере, у меня в перспективе еще пять лет, по истечении которых, я смогу сама встать на ноги, а потом снять деньги, да еще и с процентами.

По этому, из своей «однушки» я сделала своеобразную берлогу, где бы все радовало глаз. Первым делом содрала обои и обклеила стены белой тканью. Так как в нашем городе большинство дней в году пасмурные или холодные, я изобразила на стенах лето, причем лето в тропиках. Вырисовывала я все это около года, потратив изрядное количество красок и растворителей, но добилась желаемого результата. С потолка на меня светило солнце, а стены завлекали тропическими деревьями, невиданными цветами, зеленой травой и небольшим озерцом, прятавшимся за бамбуком. Было такое ощущение, что ты действительно находишься в тропиках и если добавить чуть — чуть воображения, то можно даже почувствовать влажный запах земли и зелени. Но как правило, кроме меня эти ароматы никто не чувствовал, что между прочим не удивительно, это ведь мой мир.

Из старой квартиры я перетащила сюда необходимую мебель и, в общем, была довольна своей жизнью. Тетя Мина утверждала, что при продаже этой квартиры мы выручим хорошие средства только из‑за моей росписи на стенах, но я, в отличие от нее, не собиралась ничего продавать, аргументируя это тем, что не появилось на свет еще того человека, который сможет купить у меня частичку души. Тетка обычно злилась на такие мои высказывания и говорила, что я пошла в её «братика», то есть моего отца и, что у него тоже был ветер в голове.

Про тетю Мину нужно отдельно упомянуть, что она своеобразный человек. Самое главное в жизни для нее — это порядок, поэтому после того как погибли мои родители (это случилось, когда мне было пять лет), она стала моей опекуншей. Однако жила я в детдоме, но часто у нее бывала, практически каждый день. Она занималась со мной, мы вместе играли, гуляли, и тетка с самого детства мне внушала, что меня никто не бросал, что я не одна, и мы есть друг у друга, а это уже много. Я тогда была еще маленькой, чтоб полностью осознать, что произошло с моими родителями и тете Мине пришлось куда сложнее, чем мне. Она очень сильно любила моего отца, а он в свою очередь всегда холил и лелеял свою младшую сестренку. Смерть моих родителей сильно подкосило ее и без того слабое здоровье, и тетка с периодичностью раз в два месяца строго отлеживала по неделе в больнице и терпеть не могла, когда я ее навещала. Считает, что мне не следует видеть ее в этом убогом месте и в ужасных бесформенных халатах. Я никогда не вредничала, поэтому всегда только провожала ее до больницы и встречала оттуда.

Тетю Мину можно было даже не пытаться понять, её можно было только пережить как стихийное бедствие. Но она любит меня и заботится, я ни в коем случае, ни за что не её осуждаю и бесконечно благодарна за все. Как я уже упомянула, она своеобразный человек.

Включив музыку и наскоро перекусив, я достала кисти с красками, и удобно устроившись на полу, решила закончить один из своих рисунков. Давно уже до него руки не доходили. Я изобразила величавую скалистую гору, выступающую из темного леса, на которой стояло огромных размеров животное, напоминающее полу — волка — полу — медведя, воющего на луну.

Я вообще люблю рисовать животных, только они никогда не получаются похожими на настоящих. Вернее будет сказать, в последний момент у меня всегда дрогла рука и, к примеру, рисуя величавого льва, я неизменно подрисовываю ему рога или крылья, ну, могу даже чешую изобразить. У меня просто не было ни одного рисунка с действительно существующими животными. Причем реалистичность изображаемых животных удивляла даже педагога класса ИЗО. Он говорил, что я так детально прорисовываю каждую мелочь в облике зверей, что создается такое впечатление, будто я рисую с натуры. А Инесса Егоровна утверждает, что это происходит из‑за моего бурно развитого воображения, но, в отличие от учителя ИЗО, неизменно интересовалась, почему именно так или эдак я решила изобразить зверя.

Резкий удар в окно из кухни заставил меня вздрогнуть, и у зверя на моем рисунке выросло заостренное ухо.

— Что это? — спросила я сама себя и прошла на кухню.

Там у меня был приоткрыт балкон, но стекло разбито не было. Я открыла дверь и с опаской выглянула. На полу лежал огромный черный ворон лапами кверху.

— Бедненький! — перепугалась и села на корточки возле птицы.

Ее широкая грудь медленно вздымалась и отпускалась.

— Дышит… — обрадовалась я и выскочила с балкона за полотенцем, чтобы взять ворона.

Бережно приподняв птицу, я занесла её в дом и положила на диван, задумавшись, звонить ли мне в ветеринарную службу, чтоб они послали меня, куда подальше с этим вороном, или нет.

— Что ж мне с тобой делать, а? — спросила я бездвижное животное.

Внезапно птица открыла глаза, резко встрепенулась и встала на лапы. Я сразу же пожалела, что занесла ее в квартиру и стала медленно отступать назад к спасительной близости ванны. Ворон, тем временем, пронзительно каркнул и приподнял крылья, видимо решив этим меня напугать, хотя необходимости не было, я и так до смерти перепугана.

Чем ближе я подходила к ванной, тем громче ворон каркал. Когда я остановилась, птица перестала верещать, отпустив крылья. С опаской глядя на меня, ворон взмахнул огромными крыльями так, что все мои рисунки разлетелись, и уселся на спинку дивана, тараща на меня свои умные глазища.

— И что? — сердито спросила я.

— Кар — р-р…

— Отлично, — я медленно сделала шаг к дивану, ворон повернул голову и снова каркнул. — Кыш — ш-ш!!! — разозлилась я.