Елизавета Батмаз - Приговоренная к смерти. Выжить любой ценой

Она принесла большой торт с вишневой начинкой, который украшали двадцать пять свечек.

— А теперь загадывай желание, — хором сказали близняшки.

Я задумалась, что бы загадать в этот день. Каждый свой день рождения я загадываю что-то для семьи: здоровья маме и папе, успехов в школе для близнецов, мирного детства для Илюши, — но в этот день я решила загадать что-нибудь для себя.

«Пусть этот год будет не похож на все предыдущие», — пронеслось в моей голове.

Я облизнула пересохшие губы и задула свечи.

На следующий день Глеб вновь встречал меня около работы. Мы вновь шли с ним до моего дома, но теперь уже я рассказывала ему о своей жизни, О бабушке, родителях, брате и сестрах, о том, как мечтала стать учителем и почему мне теперь приходится работать няней. Глеб слушал меня очень внимательно, казалось, он жадно ловил каждое мое слово, чтобы не пропустить и не забыть. Он не задавал лишних вопросов, только иногда тихонько вздыхал или, наоборот, посмеивался, слушая мои наивные истории.

Для меня это был не просто первый опыт общения с мужчиной, для меня это было и первое общение с другом — человеком, который понимает тебя с полуслова. Я с радостью открывала ему свою душу, рассказывая о своих маленьких горестях и радостях, о том, какие книги прочитала, какие фильмы смотрела, что мне понравилось, а что вызвало негодование. Иногда я перебивала саму себя, перескакивала с мысли на мысль, но Глеб все равно очень снисходительно относился к моему нестройному монологу, он стал первым человеком не из семьи, который захотел меня выслушать. Главное, мне казалось, что ему очень интересно.

Я рассказала ему обо всем, что было у меня на душе, — и о том, как переживаю за своих родных, и о том, что хотелось бы по-настоящему помочь родителям и о своих огорчениях, связанных с работой.

Так мы встречались каждый день в течение месяца. За это время я успела поделиться с Глебом многими личными переживании, стала бесконечно доверять ему и почти полностью растворилась в этом человеке.

Однажды, когда мы гуляли и я вдохновенно о чем-то ему рассказывала, я заметила, что мыслями он где-то далеко и совсем не слушает меня.

— Наверное, тебе все это кажется ужасно наивным и ты уже устал от меня. Я понимаю. Просто раньше я мало общалась с людьми так близко, в основном по работе, поэтому теперь, когда у меня есть тот, кто может выслушать, хочется поделиться всем тем, что накопилось в душе.

— Я понимаю, я сам такой. Все в себе переживаю, но порой так хочется с кем-нибудь поделиться.

— Но со мной ты чаше всего молчишь, — заметила я.

— Это потому, что мне приятно тебя слушать, важно каждое твое слово, пусть даже ты будешь рассказывать о своем любимом пирожном. Для меня важна и интересна каждая деталь твоей жизни, и мне очень приятно, что ты хочешь разделить со мной свои чувства и переживания, Аня.

— Глеб, мне так приятно это слышать, мне так нужны были эти слова.

Вдруг Глеб остановился, повернулся ко мне и взял мои руки в свои:

— Можно, я тебя поцелую?

— А вдруг у меня не получится? — чуть слышно спросила я.

— Не верю, что ты столь безнадежна, — мягко усмехнулся Глеб.

Он наклонился, и его теплые губы коснулись моих. Мне показалось, что этот поцелуй длился вечность. Когда он отстранился от меня и взглянул мне в глаза, я улыбнулась.

— Запомни, теперь ты моя.

Его слова прозвучали властно.

В тот период я была несказанно счастлива. Мне казалось, что я будто бы летаю. Каждое мое утро начиналось с улыбки, работа спорилась, мне казалось, что и дома все как-то оживились. Мама загадочно улыбалась, глядя на отца и говорила:

— Наконец-то она влюбилась!

На работе, наоборот, не все было в порядке. Вера Гавриловна и Анастасия были мной недовольны и затаили обиду. Дело в том, что после случая с мальчиком в детский сад действительно была прислана областная проверка — родители постарались, ходили слухи, что заведующую могли попросить с ее поста за халатность в работе. Наконец проверяющие уехали, сделав Вере Гавриловне строгий устный выговор. Каждый раз, когда я встречала ее в коридоре, она холодно смотрела на меня и проходила мимо, не отвечая на приветствия.

Однажды она все же вызвала меня в свой кабинет.

— Анна, я сразу перейду к тому, зачем тебя позвала, — деловым тоном начала говорить заведующая. — Насколько я помню, мы оказали тебе большую услугу, когда приняли на работу без какого-либо убедительного образования. Ты клятвенно уверяла нас, что выучишься, предоставишь диплом, но мы за столько лет так и не дождались обещанного. Кроме того, ты выступаешь против коллектива, порочишь его в глазах общественности. Из-за тебя я была вынуждена пережить унизительную проверку. Скажи, как можно быть такой неблагодарной?

— Вера Гавриловна, я бесконечно благодарна вам за все, что вы сделали для меня и моей семьи за эти годы, но я искренне до сих пор не понимаю, в чем была моя ошибка в отношении подавившегося ребенка. Разве было бы лучше оставить его без помощи и смотреть на то, как ребенок мучается?

— Неужели ты не понимаешь, Анна, существуют правила коллектива, здесь один за всех и все за одного….

— Я не понимаю таких правил. А если бы ребенок умер, что тогда? Ответственность понес бы тоже весь коллектив?

— Я вижу, что ты не желаешь признавать очевидность своей ошибки, — продолжила Вера Гавриловна. — Что же, я не ожидала от тебя ничего иного, девочка. Ты слишком загордилась, завела вон себе столичного дружка. Что же, жизнь она такая, она сбивает спесь со всех.

— Я не понимаю, о чем вы, в чем моя ошибка?

Вера Гавриловна выдержала театральную паузу, а затем продолжила:

— Я думаю, что настала пора нам попрощаться. Ты получила от нас все, что мы могли тебе предложить, но больше мы не нуждаемся в твоих услугах. Я предоставляю тебе возможность самой написать заявление.

Вот так я, сама не понимая за что, осталась без работы.

В этот день у меня не было никакого желания возвращаться домой, потому что мне предстояло сообщить родителям, что мы находимся теперь вновь на той же точке отсчета, на нуле, с которого начинали. Я с ужасом представила себе, что нам не хватит денег, чтобы отправить близняшек и Илью в школу в новом учебном году, что мы не сможем вновь купить лекарства для отчима.

Именно такие мысли заполняли мою голову, когда мы встретились с Глебом.

— Дорогая, что с тобой такое, кажется, что ты здесь и одновременно не со мной, — сказал он.

— Да, сегодня мои мысли где-то далеко, извини.

— Что случилось с моей маленькой девочкой?

— Сегодня у нас вышел серьезный разговор с заведующей. Она меня уволила, если быть точной и краткой.

— Это за что же?