Павел Шумил - Этот мир придуман не нами

— И узнать, где она находится… Исключено! Это тайная резиденция, — отрезал дядя Трруд.

— Тогда как же быть?

— Вы можете принести присягу мне в присутствии Главы Службы закона и порядка. А можете не приносить присягу. Тогда скоро в Столицу войдут легионы.

— Миу, твое слово! — прозвучал в ошейнике голос Стаса. — То самое!

Я вздохнула поглубже, выпрямила спину, закрыла глаза, постаралась сделать голос мужским, грубым.

— Воины! Сейчас моими устами говорит Владыка иноземцев. Вы пришли в Столицу связанные присягой, вы выполняли приказ. Вашей целью было убить Владыку, и посадить на его трон нового. Но Владыка жив, а ваш римм, наоборот, мертв. Его смерть освободила вас от присяги. В эту минуту вы стоите перед выбором — остаться верными трону и воинскому долгу, или превратиться в изменников. Решайте!

Несколько вздохов царила тишина. Осторожно открыла один глаз, потом другой, оглядела испуганные лица, сжалась, прижав локти к бокам, и обернулась к дяде Трруду.

— Я сейчас… — пискнула пойманной мышкой.

— Ты была голосом Владыки, — дядя Трруд погладил меня по голове. — Такое не каждый день увидишь.

Возвращались в полном восторге. Не знаю, кто больше радовался окончанию бунта — мы или легионеры. Если городские легионеры просто радовались, то дворцовые были готовы меня на руках носить и шерстку расчесывать. Они уже не надеялись остаться живыми, готовились принять смерть с достоинством. И тут — мы! Жизнь продолжается!

Странно только, что моему слову они верили больше, чем лекарю и дяде Трруду. А когда я достала звонилку и сообщила радостную весть в школу гвардии и в легионы, мне наговорили столько теплых слов, сколько никогда не слышала.

Лекарь и дядя Трруд решили, что обязаны лично доложить иноземцам о результатах переговоров. Поэтому мы залетели на минутку в оазис и взяли бурргунью тушу, свежую зелень и овощи с огорода. Ведь что за праздничный стол на одних консервах?

Народ в оазисе разбирал вещи, оставшиеся на пожарище и готовился к ночлегу. Из остатков навесов, разломанных песчаной бурей, сколачивали каркасы временных домов. Очень пригодились рулоны пластика, которым обтягивали крыши и стены. Но все равно, сарай есть сарай. И спать прямо на земле — это на любителя.

Дети носятся сломя голову и распевают: "Серый, серый, полосатый убил дедушку лопатой!" Ох! как бы мне за эту дразнилку от Линды не попало. Там же про рыжих говорилось. На серого я заменила. Только один раз мелкой на ушко напела, когда она, вся в слезах, на Прронырру обиделась.

Задерживаться в оазисе мы не стали. Рассказали новости, запаслись продуктами и полетели домой. Это сколько же у меня домов развелось? В Рыжих скалах дом, в оазисе дом, Дворец — дом.

Пока мы с Амарру готовили ужин, мужчины провели разбор полетов. Сошлись на том, что все прошло как задумано, и не было даже мелких ошибок. Потом слово взяла Паола и сказала, что завтра утром собирается ненадолго разбудить папу. В организме развиваются застойные процессы, нужна легкая физзарядка. Можно было бы ограничиться электростимуляцией мышц, но она не настолько хорошо разбирается в анатомии котов, чтоб проводить первые опыты на живом пациенте.

Я обрадовалась, а Амарру, наоборот, погрузилась в черную меланхолию. После ужина еще Прронырра ко мне подошел, шепнул, что не нравится ему настроение Амарру. Как бы она чего с собой не сотворила… Я, тоже тайком, поделилась с Паолой. Паола закрыла на минуту глаза, застыла лицом, а потом сказала, чтоб я ни о чем не беспокоилась. Она присмотрит за Амарру.

После праздничного ужина решила подключить еще несколько звонилок. Поднялась на вершину Рыжих скал, села над обрывом, свесила ноги, на колени положила планшетку. Начала с номера звонилки Шурртха. Ее бунтари в первый день бунта отобрали. Планшетка показывает, что звонилка жива. Слушаю длинные гудки. Ну, раз никто не отвечает, вызываю на экран карту с точками. Выбираю для звонилок розовый цвет.

Ничего себе! Розовая точка прямо в оазисе! Между автобусом и каналокопателем. Как такое может быть? Тут звонилка оживает.

— … кнопочку, когда хочешь поговорить. А эту — когда конч…

И раздались гудки отбоя. Проклятые пески пустыни! Это был голос Татаки! Торопливо набираю номер.

— Кто хочет говорить со мной? — мужской голос.

— Это я, Миу! Кто говорит со мной?

— Миу? Я Бугорр. Рад тебя слышать.

— Я хотела узнать, что случилось со звонилкой Шурра. Той самой, которая у тебя в руках.

— А, понятно. Твои ребята забрали ее у легионера. Звонилку, оружие, кошелек, доспехи. Добро не должно пропасть в пустыне. Я отложу ее в сторонку. Пусть Шурр прилетает и забирает.

— Спасибо, Бугорр! Привет Татаке.

Даю отбой и набираю следующий номер. Звонилка ювелира тут же отзывается. Розовая точка опять в оазисе. Почему я не удивляюсь?

— Кто хочет говорить со мной? — разумеется, голос Бугрра.

— Бугорр, это снова Миу, — смеюсь я. — Опять добро из пустыни не должно пропадать? Сколько у тебя звонилок?

Опять не спится. Совсем день с ночью поменялись местами. Завтра с папой увижусь! Не через стенку кокона, а по-настоящему. Ему столько рассказать надо! И о самых главных вещах посоветоваться. Вот, например, рабыне лгать нельзя. А играть можно. "Весь мир театр, а мы — актеры." Сколько раз в последние дни играла кого-то, и каждый раз меня за это хвалили. Но ведь лгала, если вдуматься! Это что выходит? От своего имени лгать нельзя, а от чужого — можно? Стоит только начать играть — как в театре — и любая ложь сойдет за правду? Нет, с папой об этом лучше не говорить. Еще запретит театр под страхом смертной казни…

Даже настроение упало. Опять тайну раскопала. Можно ли об этом с хозяином говорить? Стас учил: "Перед важным разговором подумай, чем он закончится. Хорошо подумай! Может, и говорить не о чем." А хозяин велел всегда слушать Стаса.

Хозяин говорил, что живет в придуманном, невозможном мире, основанном на лжи и тайне. Что у них людей программируют как я планшетку. Сравнивал их мир с нашим, называл наш мир чистым, настоящим, а их — придуманным. Но если их мир придуман как пьеса в театре, то лучше на эту тему с хозяином не говорить.

Что получается? С папой — нельзя, с хозяином — нельзя. С остальными тем более нельзя! Для начала придется все объяснять, а это значит — тайну выдать. Разве что, со звездами посоветоваться… Как надо жить? Честно, по совести, или играть так, как мне удобнее? Весь мир — театр…

Утром проснулась — что обидно, не помню, как вчера решила жить. Честно, или как в театре. Вот беда!

— Проснулась, полуночница? — ласково спрашивает меня Паола. — Приводи себя в порядок и идем завтракать.

За несколько вздохов накинула одежду. — Я готова!