Сергей Коржик - Порубежье

Так серпом же боярич. Дядька недоумённо глянул на меня. Чем же ещё. А вот это идея. Уж «литовку» я смайстрячу на раз. Не одну и не две я в прошлой жизни ремонтировал, переклёпывая «пятку». Кузнец, я иду к тебе, готовься черпануть из «кладезя».

Кузня стояла наособицу, это то понятно, открытый огонь посреди деревни, где всё или почти всё изготовлено из дерева не приветствовался. Зашёл, оглядел, убого конечно, но функционально. Народ в это время обратил внимание КТО к ним зашёл, застыл в поклоне.

— Как зовут тебя, обратился я к самому здоровому и рукастому.

— Втораком меня кличут боярич.

— Тут такое дело Вторак, придумал я серп необычный, ухватистый, укосистый . Хочу, чтобы ты сковал мне такой. Сможешь?

— Серп штука немудрённая, это и подмастерье мой сможет. Ты боярич только покажи какой.

— А пошли ка ты Вторак мальца к Еремею гусляру, пусть мне полосу бересты с вершок шириной да с полтора аршина длины принесёт. Не успел договорить, босая пятка уже сверкала по дороге к деревне. Малец мигом обернулся, я ножом вырезал форму полотна косы и свернул трубкой пятку. Проколов трубку колышками, сказал, — заклепать. Положил макет на пол подобрал к нему жердь, показал, как она будет крепиться к косе. Вытащил жердь из макета, и пару раз широко махнул ею, показал как буду косить.

— Смотри Вторак, какова ширина укоса, полторы сажени не меньше, Махнул- шаг, махнул–шаг. Не сгибаясь. Да один человек с такой косой десятерых с серпами заменит.

Подмастерье, почесав вихрастую репу, сказал:

— Да это тоже копьё, токмо согнутое, да жало подлиннее. До завтрашнего утра, ежели тятя дозволит, я управлюсь боярич.

— Добро. Только вот эту сторону оттянешь до остроты и подправишь бруском, а эту сторону подогнёшь на палец высотой. Понял ли?

— Понял, понял боярич, я и рукоять сделаю подлинше, разные же люди косить будут.

Грёбанная Война! Куда ни кинь, всюду ёжики. Железа доброго, как объяснил мне Добродей, а он служил ключником у деда, в запасах мало. Как оказалось, в нашем обозе везли железо, медь, ткани, верёвки, выделанные кожи и немного оружия. Шли попавшие в долги по разным причинам и выкупленные на дедовы деньги мастера с семьями. Молодые и старые, многодетные и одиночки. Все уже были пристроены к делу, получили те же указания о подмастерьях и трудились на благо будущего города. У дружинников, был свой начальник, сотник Демидий, третий из встречавших меня на крыльце старцев. Полусотня воинов, что прибыла с нами вместе с полусотником вошла в дружину. Моя личная гвардия, дядька и три боевых холопа жили отдельно на вольных хлебах, то есть на моём содержании. А если сказать ещё честнее, то на содержании деда. А вот дворня числом и закупы жили на подножном корму, что с собой привезли, что в лесу собирали, что в реке ловили. Дядька исполнял при мне те же обязанности, что и Добродей при воеводе, то есть заведовал моей казной, смотрел за моим снаряжением, одеждой, распоряжался остальными. Вечером после ужина он подошёл ко мне и спросил:

— А в какой стороне Воевода Палей тебе землю отвёл боярич? Надо же лес рубить, пни корчевать, пахать и сеять. Припасу же мало.

С этим вопросом я вернулся к деду.

— Дед? А в каку сторону света ты землицы для прокорму мне дашь? Пора мне учиться не только меч в руках держать, но и орало. Людишки со мной пришли, надо работы им дать, до зимы хутор срубить, лес раскорчевать, вспахать да засеять ржи. Припасов то мало.

— Так получилось Алёша, что за стеной и между рек, земля моя и моих ближников. Себе землю выбирай по берегам Двины, слева ли справа мне без разницы. Выберешь, скажешь. Я поклонился, сказал спасибо и ушёл. Подошёл к ожидавшему меня дядьке и в двух словах передал ему наш разговор. Дядька призадумавшись сказал.

— Берег реки уже хорошо, причал сладим, ладью сошьём, осталось выбрать какой берег брать.

— Как какой? Оба! На высоком берегу жить будем, там сухо, а на низком, пахать, сено косить, скот пасти. Лодок наделаем переправу смайстрячим. Завтра поставь, кого поумней пусть и дальше брёвна от плотов таскают, а сам с холопами ищи, как переплыть на высокий берег Двины. Искать будем место и для моего терема и для хутора. С тем и разошлись. Я опять к молодёжи на посиделки, дядька думу думать.

Опять костерок, девки по одну сторону огня, парни по другую. Чего–то щебечут, смеются. Гусляр перебирает струны пытаясь наиграть мелодию «Коня».

— Что Еремей, дашь ли гусли, пару песен спеть?

— Бери Боярич! Давно тебя ждём. Спой нам. Сделай милость.

Также как вчера подстроил семь струн. Перебрал их, прислушался к звучанию. Повернулся к гусляру и сказал:

— Садись Еремей поближе, гляди на пальцы и кисти рук, слушай песню и звук струн, примечай.

Песня отзвучала, народ ещё находившийся под впечатлением музыки и слов зачаровано молчал.

— Кхе, кхе, ты Алёшка так всех девок зачаруешь, прямо новый Боян понимаешь. А спой ещё чего.

Я оглянулся, Дед сидел, а его ближники. Ключник и сотник стояли за его спиной.

— А и спою дед.

И опять тишина… Долгая, а я перебирая струны припоминал ещё какую ни будь песню, но уже для женской половины слушателей.