Андрей Столяров - Мечта Пандоры

Я поднялся наверх.

Зала как такового не было. В три несуществующие стены его било море. Тяжелые, отсвечивающие изнутри зеленью волны обрушивались на песок. Дул порывистый, пахнущий йодом, ветер. Соленые брызги летели в лицо. Море простиралось до горизонта и сливалось там с синим южным небом. В центре тянулась широкая песчаная отмель. Ее окружали джунгли — буйное переплетение узловатых стволов корней и глянцевых листьев. Скрипуче кричали невидимые птицы. Доносился перекатывающийся рык тигра.

По отмели прогуливались зрители, поглядывали на часы. Некоторые забредали в воду, долго смотрели на горизонт.

Сбоку от вдающейся в море песчаной косы тяжело покачивалось на волнах, скрипело старинное судно с двумя мачтами, на одной из которых бился на ветру черный флаг с черепом и костями. Борта его, украшенные причудливой резьбой, побелели от воды, медная обшивка позеленела, из квадратных амбразур выглядывали масляные дула пушек. На его носу деревянная женщина с распущенными волосами подалась вперед, открыв рот в беззвучном крике.

Меня окликнули. Особняком стояла группа людей во главе с директором.

— Как вам нравится? — спросил он.

— Чудесно, — ответил я.

На директоре был черный плащ до пят и черная же шляпа с большими полями. Такой же костюм был и на советнике, в котором тот походил не на пирата, а на толстого, всем довольного средневекового лавочника.

— Маскарад необязателен, — пояснил директор. — Это для лучшего вживания в роль.

— Ну что они тянут? — сморщила губки Элга. Красное бархатное платье ее переливалось жемчугом. По-моему, настоящим.

— Я не знаком со сценарием, — сказал я.

— И не нужно! — воскликнул директор. — Это же не стереофильм. Там — да — требуется знать сценарий, выучить реплики. А здесь вся прелесть в том, что сценарий неизвестен. Даже я его знаю только в общих чертах. У нас зритель — активное лицо сюжета. Он сам создает его.

— Что я должен делать?

— Что хотите. Абсолютная свобода! И к тому же, учтите: при любой, самой острой ситуации вам гарантируется полная безопасность. Поэтому что взбредет в голову, то и делайте. Вот Герберт, например, — он обнял советника, — Герберт в прошлый раз женился на африканской принцессе и был объявлен королем Сесе Секе Омуа Первым. Ему вставили в нос кольцо и воткнули перья в разные части тела. У него родилось шестеро детей.

Директор захохотал, сильно запрокинув голову назад. Советник сердито высвободился из объятий.

— Вечно ты, Бенедикт, выдумываешь. Какая женитьба: я взрослый человек. — Расправил плащ на толстых, покатых плечах.

— Он у нас любит изображать огнедышащих драконов, — как бы по секрету сообщил мне директор. — Просто страсть какая-то. Хлебом не корми — дай дохнуть огнем. Правда, Геб?

Советник буркнул что-то и отвернулся.

— Но могу дать совет, — продолжал уже серьезно директор. — Если вам не понравится тот сюжетный ход, в который вы попали, то вы можете легко перейти в другой. Просто делайте шагов десять-пятнадцать в любую сторону. На стены, море, прочий антураж внимания не обращайте.

— Ну, когда они начнут, — простонала Элга. Взяла меня под руку, так, что я ощутил ее ноготки.

Сильная волна докатилась до наших ног и отхлынула, оставив шипящую пену. Я с удивлением обнаружил, что брызги на лице настоящие.

С нашего места хорошо просматривалась вся отмель. Я быстро нашел черноглазого парня. Он стоял в венчике хохочущих золотоволосых девушек. Недалеко от них Кузнецов озабоченно разговаривал со стариком библиотекарем, хмурился. Я скользнул по ним равнодушным взглядом.

Тут же стояла Анна — в коротком белом платье, одна.

— Если хотите пройти сюжет еще с кем-нибудь, — многозначительно сказал директор, — то держитесь ближе к партнеру: будет большая суматоха.

На бриге ударил колокол — медным голосом. Все зашевелились. Элга сильно сжала мою руку. На верхней палубе появился человек в черном камзоле, махнул кружевной манжетой.

— Пошли, — двинулся вперед директор. — Удачи вам, Павел.

Я кивнул на прощание, и его тут же заслонили чьи-то спины. Элга потащила меня к бригу. Толкались. Было очень тесно. Я оглянулся: лицо Анны мелькнуло и пропало в толпе.

— Скорей, — торопила Элга и дернула меня совсем не вежливо.

По липкому, смоляному трапу мы вскарабкались на борт. Остро запахло морем. Палуба оказалась неожиданно маленькой. Я опасливо огляделся — где мы тут все разместимся? Зрители лезли один за другим.

Второй раз ударил колокол. Кто-то восторженно закричал. Крик подхватили. Колокол торжественно ударил в третий раз. Бриг закачался сильнее, застонало дерево, выгнулись паруса. Берег начал отодвигаться.

Я неоднократно участвовал в голографических фильмах и прекрасно знал, что это имитация: мы никуда не плывем, бриг стоит на месте, да и самого брига нет — на какой-то примитивный каркас наложено объемное изображение.

Но здесь что-то произошло: странное ощущение легкости и веселья вошло в меня. Я как бы забыл обо всем, что знал раньше.

Мы находились в открытом море. Кругом, насколько хватало глаз, была вода. Ветер крепчал, срывал пенные гребни, волны перехлестывали через палубу, корабль заваливался с боку на бок. Я схватился за ванты, на губах была горькая соль. Элга повернула ко мне мокрое счастливое лицо, шум волн заглушал ее голос. Я поцеловал ее. Она чуть откинулась назад. Веселый Роджер плескался над нами.

— Па-арус! — закричали сверху.

На капитанском мостике стоял человек. Длинный шарф его рвал ветер. Кажется, это был директор. Вытянутой рукой он показывал в море. Там, за волнами, ныряли белоснежные паруса.

Элга завизжала, забарабанила меня по спине.

— К орудия-ам!

Полуголые, повязанные цветными платками пираты побежали по скобленой палубе, ловко откинули замки пушек, закрутили винты. Я не увидел вокруг ни одного знакомого лица. Более того, я не знал ни одного из тех зрителей, что стояли на отмели.

— Ого-онь!

Дула дружно выбросили пламя и плотные клубы дыма. Запахло гарью. Элга не выдержала — кинулась к свободной пушке. Я ей помогал. Ядро было тяжелое. Мы забили заряд. Элга, зажмурив синий глаз, наводила. Пушка дернулась, пахнула в лицо раскаленным дымом. На паруснике впереди вспучился разрыв, забегали темные фигурки. Элга все время кричала. На ней теперь было не красное бальное платье, а разорванная тельняшка, брезентовые брюки, сапоги с широкими отворотами. Я не понимал, когда она успела переодеться. Мы заряжали, прицеливались и стреляли, сладко ожидая очередного разрыва. С парусника отвечали реже. Ядро ворвалось на нашу палубу, оглушительно лопнуло — пират рядом с нами схватился за горло, хрипя, осел к мачте, между пальцев потекла кровь.