Евгений Лукин - Тело, которому служишь

Командир Головного Мозга сделал паузу, недовольно пожевал губенками.

— Собственно, что есть Тело? — спросил он и сам же ответил: — Это, образно выражаясь, сумма наших взаимоотношений, конфликтов, даже, если хочешь, склок… И эту вот… громаду… Да, громаду!.. Ее надо держать в равновесии…

С каждым словом Минингит все возвышал и возвышал голосок — так, чтобы все на Смотровой вняли и запомнили.

— Мы — одна команда, Крима. Если каждый потянет одеяльце на себя, знаешь, что будет? Будет Смута. Один раз она уже была. А известно ли тебе, что такое Смута? Это утрата контроля над Телом! Самое страшное из того, что может вообще произойти…

Крима слушал и зачарованно кивал, с запоздалым раскаянием осознавая всю глубину своей неправоты. Усомниться в собственном начальстве! Заподозрить его невесть в чем! А ведь приостановись он вовремя, поразмысли малость, мог бы и сам сообразить, что наверняка не злонамеренность, но печальная необходимость была причиной этих нелепых приказов… Да и Морпион предупреждал…

Единственное, что оставалось непонятным: а на Таньке-то почему Ногтей не грызут? Что ж у них там, на Телах женского рода, Нервов нет? Или есть, но другого качества?

— А ну-ка честно, Крима! — потребовал вдруг Менингит, и его холеный хвостик хлестнул по копытцам. — Кто тебя на это подговорил?

Юный бунтарь вскинул испуганные глазенки.

— На что?

— Ну… на все на это…

— Никто… Сам…

Начальственный хвостик успокоился, прилег кисточкой на левое копытце.

— Вот как? Ну ладно. Сам так сам…

Отпущенный с миром Крима шел обратно, боязливо склонив рожки, шел навстречу презрению товарищей, которые так на него рассчитывали и которых он так подвел! Действительно, увиденные им рожицы выглядели сильно разочарованными.

— Надо же! Опять уберегся… — обиженно хмыкнул Балбел.

— А вы там!.. — грянул вослед голосок Менингита. — Да-да, вы!.. За Левым Ухом… Еще раз новичка на такое подобьете — всем хвосты надеру!..

Крима лежал навзничь и смотрел в мерцающее небо. Не слишком удобно — Тыльная Сторона Ладони была жестковата, местами из нее выпирали Кости, но Крима этого не замечал. Уголок Вселенной, где пребывало остановленное на ночь Тело, имел форму куба, как и Санузел, а в зените призрачно маячило нечто шарообразное.

Аура была мутновата, в вышине, заслоняя небесные объекты, проползали зеленовато-бурые пятна, головенка побаливала.

Крима смотрел и думал… Нет, не о том, как подло подшутили над ним старослужащие, отправив парламентером на Смотровую, — он думал об отлетевшем навсегда Одеоре. Что с ним теперь? Вернее, даже не с ним, а с его хрупким пушистым тельцем… Растворится оно в Бездне или же, напротив, мумифицируется и будет вечно блуждать в провалах неживых пространств? Зачем мы вообще живем? Зачем приводим в движение Суставы, раздуваем Легкие, полируем копытца начальству, затеваем бунты, требуем справедливости… Зачем?

Неужели только ради того, чтобы в один прекрасный миг почувствовать, как силы оставляют тебя и ты, став невесомым, отделяешься от поверхности Родного Тела?

Зачем враждуют Крис и Белуай, Эйло и Сормо? Ведь они же прекрасно сознают, чем кончится рано или поздно их вражда!

Да и само Тело, получается, смертно. А может быть, и Мироздание тоже…

— А ведь предупреждали тебя… — негромко прозвучал в тишине знакомый голосок. — Главное, нашел с кем откровенничать! С Балбелом! Это ты еще легко, считай, отделался. По краешку ходил…

Разумеется, Арабей. Подошел, прилег рядом и тоже стал глядеть в зенит.

— Менингит хоть и взрывной, а вменяемый, — сообщил он. — Вот если бы ты с этим к Роерору подкатился — пиши пропало. Редкостный псих! Недаром Нервами заведует…

Крима не ответил. Некоторое время лежали молча.

— Ты там не Одеора высматриваешь?

— Одеора… — признался Крима.

— Бесполезно. Слишком он маленький, Одеор, отсюда не различишь… Да и унесло его теперь невесть куда…

В вышине разливалось зыбкое сияние Того Света. Зеленовато-бурая муть разошлась, разомкнулась — и невероятно далекий круглый объект вновь стал виден.

— Что это? — спросил Крима, тыча коготком в зенит. Арабей взглянул.

— Лампочка, — ответил он. — Высокая Синяя Лампочка.

— Почему Синяя?

— Не знаю. Так Тело сказало.

— Кому?

— Мне.

Крима неприязненно покосился на лежащего рядом.

— Я тебя серьезно спрашиваю…

— А я тебе серьезно отвечаю, — печально отозвался тот. Помолчал и добавил: — Никто не верит, Маникюр… Понимаешь? Никто… Говорят: померещилось тебе, Арабей… Дескать, в Смуту еще и не такое мерещится…

— Ты застал Смуту? — встрепенулся Крима.

— А что?

— Нет, ничего… Просто Менингит сегодня тоже Смуту поминал. На Плеши…

— Менингит? — казалось, Арабей удивлен. — Странно… Что это его на откровенность пробило, Менингита?.. Кстати, сильно ругал?

— Совсем не ругал…

— Странно, — повторил Арабей. — Ну, доложу я тебе, навел ты шороху… До Левой Ступни уже слухи добежали!..

Похоже, сознательно уводил разговор подальше.

— Так что это — Смута?

— Ну вот! — развеселился Морпион. — Сам смутьян, а что такое Смута — не знаешь! Смута, дружок, это как раз то, что ты собирался затеять. Безначалие. Потеря управления… Неужто никто тебе не разболтал, что тут у нас было? Якобы учинили чертики склоку — ну и пошло все вразнос…

— Якобы? А на самом деле?

— Не скажу.

— Потому что истина?

— Потому что.

— Все равно ведь докопаюсь!

Морпион лежал и смотрел в зенит.

— Ну хорошо, — проговорил Крима. — Подскажи хотя бы, где искать. В какой стороне?

— В любой, — сказал Морпион. — В том-то, брат, и хитрость, что истина всегда перед глазами. А вот увидеть ее — одни ленятся, другие боятся… Если различат нечаянно, тут же стараются забыть. Я и сам бы рад, — неожиданно признался он, — да не получится уже…

Без видимой причины Тыльная Сторона Ладони, на которой они лежали, взмыла — и довольно высоко. Чертиков подбросило, оба упали на четверенечки, вцепились в Эпителий. Вскоре на Левой Руке поднялась беготня, суматоха.

— Ночная тревога! — спохватившись, скомандовал Белуай. — Все по местам!

— Ну? — сказал Арабей. — Хотел истину — получи истину.

— Где? — всполошился Крима. — В чем?

Морпион ухмыльнулся.

— О том-то я и толковал! Истина, Маникюр, перед самым твоим носиком. Просто не видишь ты ее… Ладно, — с брезгливой гримаской прервал он сам себя. — Пойду я, пожалуй. А то у вас тут сейчас толкотня начнется, суета, трудовые подвиги…

Ночные тревоги всегда вызывали у чертиков особое недовольство. Судите сами: только-только начнешь регламентные работы или соберешься сходить к дружку на Правое Колено — здрасьте-пожалста, все по местам! Проверка готовности? Ну так проверили бы — и хорош! Нет, обязательно надо им все мощности развернуть!