Ник Перумов - Гибель Богов. (трилогия)

Оливия полулежала на том самом месте, где разыгралась кровавая схватка. Два воина в черном были мертвы, и она сама тоже умирала, явственно чувствуя, как жизненные силы покидают тело. Однако уход отнюдь не страшил ее — она словно бы погружалась в завораживающе прекрасные глубины призрачного моря, удивительные существа всплывали из бездны навстречу ей, приветствуя ее появление, и видела она перед собой не жуткое страшилище Черных Миров, а немолодого высокого человека с приятным, чуть морщинистым лицом и спокойными серыми глазами. На руках пришелец держал Трогвара.

«Твоя просьба исполнена, Смертная, — зазвучал в сознании Оливии низкий, густой бас. — Вот принц Трогвар! Скажи теперь, что с ним делать, ибо время твое истекает».

Слабо шевельнувшимися губами Оливия назвала нужное имя. Правая рука откинула полу плаща, показав пришельцу тяжелые кошели с золотом.

«Исполню все, — услыхала женщина. — Слово Тьмы нерушимо. Покойся с миром».

Исполнив долг, Оливия тихонько вздохнула, и воды призрачного моря сомкнулись над ее головой. Жизнью заплатив за помощь Владыки Подземного Мира, баронесса уходила с легким сердцем. Предательство мужа было искуплено.

Посланное Ракотом чудовище, постояв несколько мгновений над телом Оливии — словно отдавая ей последние молчаливые почести, — повернулось и бесшумно заскользило между деревьями. Оно торопилось. Луна клонилась к горизонту, восток уже начал светлеть; у посланца Тьмы оставалось очень мало времени.

Первые торговцы, разносчики, грузчики и пекари уже вылезали из своих постелей, когда воин Ракота добрался до малоприметного дома подле самой городской стены Нелласа. Вид строения выдавал знатность рода его обитателей, но и в то же время — их нынешнюю бедность. Гордый герб на фронтоне совсем облупился, став почти неразличимым, ступени высокого крыльца выкрошились, штукатурка обвалилась, обнажив во многих местах каменную кладку. Когда-то большие окна были застеклены только в первом этаже, на втором же в ход пошел бычий пузырь.

Въезд во двор закрывали покосившиеся ворота, краска на них почти полностью слезла, проржавевшие петли едва держались. После мгновенного раздумья существо закинуло клешню на верх ворот и ловко перевалило внутрь дома. Суматошно взвыли спущенные на ночь с цепей собаки, но лишь одна, старая охотничья сука с острыми ушами и закрученным в кольцо хвостом, решилась броситься на незваного гостя. Однако тот не сделал ни одной попытки защититься. Желтое око на внезапно удлинившемся стебле глянуло прямо в глаза собаке, из глотки страшилища вырвалось хриплое взлаивание, и псы тотчас успокоились. Слуга Восставшего осторожно приблизился к задней двери дома и деликатно постучал.

Довольно долго никакого ответа не было. Посланец Тьмы терпеливо ждал. Наконец внутри раздалось медлительное шарканье, и старческий голос весьма нелюбезно осведомился, кого там носит в неурочный час.

— Принц Трогвар и золото от Оливии, баронессы Вейтарн, — последовал ответ, данный уже не писклявым, а хорошо поставленным низким баритоном. Очертания рака подернулись серой дымкой, а когда несколько мгновений спустя она рассеялась, на пороге черного хода стоял высокий, одетый во все черное мужчина с внушающим доверие резким загорелым лицом.

— Что?!

Дверь тотчас распахнулась. В темном проеме появился седой как лунь старик со свечой в руке, еще сохранивший гордую, прямую осанку родовитого сэйрава. На костлявых плечах болтался изрядно потрепанный, но чистый халат, за пояс был заткнут древний кинжал в потертых ножнах. Даже сейчас истинно благородный хозяин не мог обойтись без оружия.

— Кто ты, посланец? — Он поднял свечу, пристально вглядываясь в лицо гостя.

— Я не тот, кого ты видишь сейчас перед собой, почтенный Эммель-Зораг, — последовал ответ. — От тебя скрывать это нет смысла. Но не принуждай меня показываться в своем истинном облике!.. У меня к тебе срочное дело. И миссия моя оплачена самой дорогой ценой, какую только может заплатить Смертный. Собери свое мужество и выслушай меня до конца.

— Кто ты, посланец? — дрогнувшим голосом вновь спросил старик. Державшая свечу рука еще ближе придвинулась к лицу незнакомца.

Неожиданно тот отдернулся с тонким, пронзительным вскриком, перешедшим в гневное шипение.

— Свет вреден мне, — с глухой яростью в голосе произнес слуга Темного Владыки. — Слушай же меня, Эммель-Зораг! Ты воспитаешь принца Трогвара в неведении о его истинном происхождении. Когда ему исполнится семь, ты отправишь его в Школу Меча, что в Дем Биннори. Золота в этих кошелях хватит на все — равно как и на то, чтобы род твой вырвался из тенет бедности…

На этом месте речь посланца прервал яростный возглас старика.

— Ты из Тьмы! — прошипел он, глаза его гневно сощурились. — Ты осмелился явиться сюда — да еще с мерзким гомункулусом в образе моего принца Трогвара! Убирайся, думаешь, у меня нет на тебя управы? — Левая рука старика поднялась, он вскинул голову, словно готовясь произнести какое-то заклинание.

— Проклятие! — вырвалось у посланца. Тело его вновь заволоклось серой мглой, контуры расплылись, спустя мгновение на крыльце опять сухо шелестели спинные чешуйки громадного земляного рака. В страшных клешнях покоился небольшой, слабо попискивающий сверток.

При виде настоящего облика посланца Тьмы старик тоненько вскрикнул от ужаса; однако, несмотря ни на что, он с отчаянием замахнулся своим кинжалом, целясь в один из желтых глаз чудовища.

Темно-коричневая клешня с легкостью отразила этот выпад, несмотря на то что в движении старика чувствовались и выучка, и долгий опыт — удар оказался стремительным и неожиданным. Клинок зазвенел по каменным ступеням. Внезапно ловким движением клешни развернули одеяло, в которое был закутан младенец.

— Смотри! — раздался высокий, свистящий звук. — Вот знаки королевского достоинства! Ты сомневаешься? Но ты же чародей, хоть и забросивший Искусство! Ты легко отличишь живого младенца от гомункулуса! Проверяй, но торопись! Времени совсем не осталось! — Свободная клешня указала на светлеющий все больше и больше восточный край небосклона.

Вокруг бедер ребенка причудливым поясом тянулся сплошной узор из переплетающихся цветов и стеблей, постепенно переходящих в мечи и копья. Широкая лента вколотого под кожу рисунка слабо светилась всеми цветами радуги; королевский герб Халлана, словно замок, соединял узор на животе подобно пряжке пояса. Под взором старика все до единой линии вспыхнули — и медленно угасли, полностью исчезнув. Взгляду Эммель-Зорага предстала чистая белая кожа младенца.

Старик шумно вздохнул и трясущейся рукой вытер проступивший пот.