Николай Басов - Собаки из дикого камня

— Но мародеры-то наверняка грабят всех подряд?

— Конечно, всех, но люди этого уже не замечают. Вот я и говорю: что-то готовится.

— А почему все-таки у тебя никого нет? — спросил Рубос.

— Кто-то пустил слух, что собаки не любят воды и потому те, кто не сходит на берег, останутся жить. Вот и подались все к морю. Это какое-то сумасшествие. Строят плоты, понтоны из бочек, обыкновенные фелюги продают втридорога, и все только ради того, чтобы не попасть на зуб какой-нибудь собаке, которой до людей и дела лет.

— Значит, у тебя постояльцев, кроме нас, нет?

— Есть один, только…

— Что такое?

— Он странный какой-то. Я и объяснить не могу, но что-то с ним не так. — Он подумал. — Конечно, может, и он просто-напросто боится, как многие, только ведет себя странновато…

— Как его зовут?

— Он просил называть себя господином Курбаном.

Лотар посмотрел на Сухмета.

— Это не имя, а прозвище. Так на Востоке величают себя многие вельможи.

— Ладно, познакомимся еще, представится случай, — сказал Лотар. — А теперь ответь на мой вопрос, только как следует подумай. Кого люди подозревают в том, что происходит в Ми-раме? Может быть, называют какие-то имена, может, кто-то рассказывает что-нибудь необычное?

— Необычного, господин хороший, сейчас в Мираме столько, что и не перескажешь. А имена, конечно, называют. Даже два. Первого, кого обвиняют, так это нашего господина Кнебергиша. Он лекарь, живет в Мираме недавно, и десятка лет не прошло, как он появился. Сначала думали, что он, как все, деньги любит и пилюли продает, а потом выяснилось, что он еще кое-чем занимается.

— Например?

— Не раз и не два видели, как он читал книгу, писанную неизвестными знаками на черных пергаментах и переплетенную в черный сафьян. И от нее пахло серой и плесенью. Значит, непростая это книга. Еще видели, что он ходил в дальние пещеры, где скрываются те, кто промышляет наговором, порчей и магией. Да и вообще, чародеи и лекари — одна компания.

— Что за дальние пещеры?

— Катакомбы на северных отрогах долины, — ответил Л отару Рубос. — Мы мальчишками часто туда бегали. Никто там не скрывается, сказки это.

— А кто второй, кого обвиняют в появлении собак?

— Сам воевода, господин Сошур. Это он приказал своим слугам выкапывать ямы с кольями на дне, когда собаки только появились. И когда собаки к нам пожаловали и всем стало ясно, что так их не одолеть, он попытался от этого откреститься. Тайну на все напустить. Но когда кто-то из его людей к мародерам ушел, тайна вся и лопнула. Тогда, я помню, большой шум в порту поднялся. Хотели даже идти к нему выяснять, почему он от этого открещивается, но князь тогда был еще в силе, и дело кончилось ничем. Впрочем, может, и не ничем. Я слышал, как Сошура то здесь, то там недобром поминают. К тому же он с Кнебергишем дружбу водил, и они вполне могли это дело на пару затеять.

Сухмет ухмыльнулся:

— А что эти двое выиграют, если собаки нападут на город?

Вопрос застал Шува врасплох. Он покрутил головой, потом подергал рукава сюртука, словно они слишком плотно обтянули его жирненькие руки и теперь он почувствовал, как ему давит подмышки.

— Не знаю. Не мое дело разбираться в этом. Может, у них есть еще что-то в запасе, чего никто не знает?

— Может, — согласился Лотар. — А сколько замков осталось в Мирамской долине?

— Только два — господина Кибата и господина Бугошита. Конечно, если не считать терем воеводы Сошура, который находится здесь, в городе.

— А они к нападению собак готовы?

— Уж больше месяца на военном положении.

— Понятно. — Лотар помолчал. — Расскажи о семье князя.

— Ну, князь — он и есть князь. Раньше был хозяин, во все нос совал, со всем разбирался. И торговлю иногда сам вел, и на охоту ходил с одной рогатиной, а теперь постарел и тянет его больше пиры задавать. А изменился он, когда его жена Рассулина умерла. Хорошая женщина была, светлая ей память. Осталась у князя дочь, Светока, которую он любит даже больше, чем наследника — Прачиса. Мальчишке сейчас самое время в силу входить. Пока беда не случилась, некоторые даже говорили, что уж очень он рассудителен, больно много о себе понимает, а сейчас вздыхают, что молод очень. Если бы он чуть постарше был, глядишь, как-нибудь да выкрутились бы из беды.

— Угу, — буркнул Сухмет, пожевывая что-то. — Способный, значит.

— Да я и сам так думаю: если бы Прачису хорошего советника…

— А кто у него советники? — спросил Рубос.

— Сошур, он всегда в городе, и Бугошит. Этот собак не боится, к морю даже головы не поворачивает, давно бы уехал в свое имение, да его князь не пускает. Известное дело, они одногодки, вместе бедокурили, вместе за Рассулиной бегали, сейчас вместе и старятся.

— Так что, у него ни жены, ни детей нет?

— Как не быть. Жена у него, поди, третья, и детей полон короб, только они как-то недружно живут. Вот боярин и сидит в городе, а семья еще где-то, да я не знаю где, скорее всего, на одном из боярских кораблей.

Сухмет вытер пальцы о расшитую салфетку и глотнул разведенного вина из пиалы.

— А что все-таки думает князь? Шув вздохнул:

— Похоже, ничего не думает. — Он вдруг всплеснул руками. — Да, чуть не забыл! Там в детинце есть один человек, он сейчас почти что самый главный… Бывший лекарь, кстати. Но он уже давно в колдуны подался. Злой он и способен на разные штуки, какие и не перескажешь, но князь его слушает.

— Что же это за разные штуки, милейший Шув?

— Знаете что, гос… — Шув запнулся, чувствовалось, что у него язык не поворачивается назвать господином человека с ошейником.

— Можешь называть меня по имени — Сухмет, как все делают.

— О том вам лучше бы с ним самим поговорить.

— Да стоит ли он того, чтобы с ним разговаривать? — лениво, но со значением проговорил Сухмет и быстро из-под опущенных ресниц взглянул на Лотара.

Рубос от волнения привстал, но тут же сел. Его внимание привлекла дверь трактира, которая стала тихо открываться в темноте. Лотар уже знал, кто за ней стоит, а Сухмет, пожалуй, почувствовал, что происходит, еще раньше. Рука Рубоса непроизвольно дернулась к перевязи меча. Но он тут же расслабился, и углы его губ дрогнули в улыбке.

— Вообще-то все это должен решать князь, — проговорил Шув, который ничего не заметил.

— Вот я всех заговорщиков и замел на месте! — пророкотал из темноты громкий уверенный бас.

Шув вздрогнул и вскочил со стула. А Рубос растянул рот до ушей. В круг света вошел Гергос.

Лотар снова подивился разнице между его уверенным голосом и манерами, в которых читалась едва ли не откровенная слабость. Но сейчас это можно было объяснить: Гергос был измучен до фиолетовых кругов под глазами.

Рубос встал, хлопнул его по плечу:

— Садись, друг. Вина еще осталось столько, что нам хватит до утра.