Робин Мак-Кинли - Проклятие феи

– Уф, – выговорила Пеони. – Рози, ты весишь тонну.

Рози села, сплевывая ее волосы.

И тут же из кухни явилась причитающая повариха и сообщила, что посреди кухонного стола спят терьер леди Прендергаст и пара мышей, вокруг них кольцом свернулся один-единственный длинный черный волос и никто не может преодолеть границу, очерченную этим волосом. И не могла бы какая-нибудь фея прийти и убрать этих животных с ее стола? Пожалуйста, будьте так любезны.

Вудволд оказался не единственным домом, пострадавшим от последнего сражения Перниции с принцессой и ее союзниками. По всей Двуколке прокатилась волна разрушений, словно от крошечных, свирепых, ограниченных очень тесным пространством бурь или поединков между гоблинами или парой огненных змеев. Требовалось немало трудов, чтобы все исправить. Но ни одна деревня не оказалась стертой с лица земли, а друзья и родственники обеспечили кровом и помощью тех, кому повезло меньше. Посевы и домашние животные почти не пострадали, хотя кое-кто из последних забрел довольно далеко. Некоторые люди даже заподозрили, что их свели или спугнули, особенно после того, как по возвращении прежде флегматичная скотина обзавелась утомительной новой тягой к странствиям. И конечно, как только распространились новости об окончательном поражении Перниции (и все встряхнулись, посмотрели друг на друга и спросили: «Как мы могли вообразить, будто Перниция попросту исчезла? Ну и мощные же это были чары!» – и остались слегка раздосадованы, в особенности потому, что никто не мог припомнить окончание бала и явление Перниции, а ведь какая бы из этого вышла история, если бы кто-нибудь мог ее рассказать, – ну да, впрочем, это все королевские и волшебные дела, а хорошо все, что хорошо кончается), все жители Двуколки оказались героями. Это приятное знание слегка ускоряло работу, как и труды добровольцев, собирающихся туда со всей страны, готовых копать, таскать, пилить, приколачивать, поднимать и восстанавливать в обмен на рассказы о подвигах из первых рук. Помощь рабочими руками и бесплатными товарами хлынула туда еще гуще, когда разошлось объявление о предстоящей свадьбе.

Свадьбу принца Роуленда Джослина Хереварда и принцессы Касты Альбинии Аллегры Дав Минервы Фиделии Алетты Блайт Домины Делиции Аврелии Грейс Изабель Гризельды Гвинет Перл Руби Корал Лили Ирис Бриар-Розы отпраздновали спустя всего шесть недель после гибели Перниции и меррела под развалинами большого зала Вудволда. Принцесса настаивала, что желает выходить замуж только в Двуколке, в Вудволде, и Прендергасты, какой бы ущерб ни был причинен их старинному дому, в любом случае не могли бы ей ни в чем отказать, не говоря уже о том, какой огромной честью было для них это решение. (И конечно, ввиду предстоящей свадьбы принцессы каждая придворная фея и каждый королевский маг приложили усилия к восстановлению большого зала Прендергастов, поскольку тот был единственным местом во всей Двуколке, подходящим для такого события. Он буквально сам поднялся из развалин и к назначенному дню сверкал от могущественных новых чар и благопожеланий. Новый большой зал сделался настолько величественным и красивым, что королевский епископ почти смирился с необходимостью проводить самое важное венчание этого поколения в варварской, захолустной Двуколке вместо его собственного роскошного собора в столице.)

Рози и Нарла назначили первыми дружками невесты и жениха (хотя очереди помощников за каждым из них состояли из нескольких дюжин человек и не обошлось без фырканья и выгибания бровей по поводу того, что деревенские коновал и кузнец, какими бы близкими друзьями они ни приходились молодым, оказались во главе колонн). Оба они чувствовали себя крайне глупо в королевских нарядах, которые им полагалось носить, но остались так довольны своей ролью в произошедших событиях, увенчавшихся свадьбой, что едва не забыли о собственных возражениях. (Поскольку Рози начала отпускать волосы, чтобы вплетать в них перья меррела, дамам, ответственным за ее прическу к свадьбе, нашлось с чем работать, в отличие от тех, кто пытался причесывать ее к балу принцессы. Подарки крестных Рози остались с ней даже теперь, когда она перестала быть принцессой, и кудри ее отрастали очень быстро, как будто все последние семнадцать лет с нетерпением дожидались такой возможности. Но ее локоны, изначально столь же самоуверенные, сколь и прежде, начали расправляться под собственным весом, как только достигли плеч. Королевские парикмахеры воспользовались предоставленной возможностью на всю катушку, справедливо подозревая, что где-то здесь замешано волшебство, но испытывая признательность, что эта высокая девушка не испортит собой зрелище.)

Рози про себя думала, что Нарл удивительно хорошо перенес новость о свадьбе Пеони. Но когда неделей позже они проводили свадебный поезд, отбывавший в столицу, и Рози начала осознавать, как сильно она сама будет скучать по подруге (которая, имея возможность выбирать из двадцати одного имени, предпочла остаться Пеони), она не удержалась и сказала Нарлу что-то по этому поводу. По крайней мере, возможно, они смогут разделить друг с другом чувство утраты.

Но Нарл только небрежно отмахнулся:

– Мы все будем по ней скучать. Приятная девушка, и умница притом. Из нее выйдет превосходная королева – у нее есть и верное чутье, и достаточно любезности, чтобы все, что должно быть сделано, оказалось сделано.

– Я с трудом могу представить себе Туманную Глушь без нее, – искренне призналась Рози.

– Ты, конечно, будешь скучать по ней сильнее, чем я, – согласился Нарл.

Насвистывая с поразительной беззаботностью, он вернулся к своему молоту и горну. Рози моргнула. Он насвистывал так последние семь недель. Прежде Нарл никогда не свистел. Конечно, все испытывали невероятное облегчение по поводу того, что проклятие оказалось навсегда снято с их страны, будущую королеву король официально назначил наследницей, и она вышла замуж за человека, который пришелся по нраву и ей, и ее народу, но… Рози по-прежнему не слишком четко помнила, что происходило во время разрушения старого зала. Она помнила, что они с Перницией боролись (ей казалось, она припоминала, как набросилась на Перницию с голыми руками, но отвергала это воспоминание по причине его бредовости), несколько четче помнила белую полосу, ударившую с неба, и последние слова меррела: «Прощай, друг». Она знала, что ее спас именно меррел.

И еще знала, что Нарл, Катриона и, возможно, ее собственное веретено-волчок сделали что-то еще, а не только разбудили Пеони.

Ее последняя встреча с Пеони вышла крайне болезненной. Даже если они на протяжении всего года обеспечат гонца работой, посылая его с письмами друг к другу (а писанина любого рода не входила в число любимых занятий Рози – она шла второй после вышивания), даже если Рози сама станет ездить в столицу по меньшей мере раз в год, их дружба уже не будет такой, как в последние шесть лет. Пеони станет – уже начала становиться – кем-то другим, не тем, кем была. Ей придется. Рози предполагала, что и сама тоже изменится. То, что произошло с ними, походило не столько на потерю лучшей подруги, сколько на утрату собственной тени или души (порой ты едва замечаешь ее существование, но понимаешь, насколько она важна для тебя). С обеих сторон лились слезы радости и отчаяния: о том, что Рози останется там, где была, в мире и жизни, которые ее устраивают, а Пеони нашла жизнь, подходящую ей – подходящую так, будто она для нее и родилась, и людей, ее любящих. А главное, одного любящего ее человека – Роуленда.