Робин Мак-Кинли - Проклятие феи

Кузнец поднял на нее взгляд, и Рози поняла, что он, вредина, уже решил не отвечать, о чем бы она его ни спросила.

– Нет, – ответил Нарл и вернулся к работе над табличкой.

Рози вздохнула и направилась домой – пропалывать грядку с травами.

Она все еще думала о Вудволде, когда Тетушка позвала ее помочь с приготовлением чая, но так и не смогла заставить себя произнести: «Я все жду, когда же он со мной заговорит».

– У этого места есть занятный… запах, что ли, – вместо этого заметила она. – Ты не замечала? Конечно, у ворот есть какая-то преграда, и, когда я ее пересекаю, мне почти мерещится запах горячей медовухи, или подвальной плесени, или еще чего-то. Но когда заходишь поглубже внутрь, он становится отчетливее, а не исчезает, только уже совсем не придумать, на что он похож. И мне кажется, это даже не запах вовсе…

Тетушка посмотрела на нее с интересом:

– Ты права. Но это и запах, и что-то еще… Я не ожидала, что ты его уловишь. Живя со мной и с Катрионой, ты научилась большему, чем я предполагала.

– Ты имеешь в виду, что это волшебный запах? – уточнила Рози.

Она наморщила нос, хотя причиной тому, возможно, был Джем. Тот вернулся с улицы, вывалявшись в какой-то мерзости, – вероятно, взял пример с Зогдоба. Флинкс, пришедший следом за Рози с огорода, приблизился к нему с явным недоверием, встопорщил усы, выпрямил трубой хвост и величественно удалился.

– Не совсем, – поправила ее Тетушка, – но это запах, который порождает близость магии.

Рози рассмеялась:

– Типичный ответ феи. Даже если бы я оказалась феей сама, все равно ни за что не смогла бы уложить это в голове. Тебе пришлось бы делать для меня амулет (как Сник кладет в карман немножко боярышника и рябины, когда садится играть в карты), или я до самой смерти от старости продолжала бы творить какую-нибудь жуткую детскую магию.

По лицу Тетушки было видно, что она задумалась о чем-то другом, но ни за что не признается, о чем именно.

– Необязательно. Магия обычно следует форме своего сосуда. Если ты будешь так любезна, что избавишь это дитя от одежды, я его искупаю, иначе он всем нам отравит удовольствие от чая.

Когда яростные возражения Джема поутихли и он заявил о своем намерении стать рыбой, надеясь вызвать какой-нибудь отклик использованием плохого слова (разочарованный, он принялся плескать водой на пол), Рози вернулась к беседе.

– Но я по-прежнему не понимаю, – задумчиво сообщила она. – Среди Прендергастов нет ни фей, ни магов. У них почти не бывает детской магии. Тот славный ходячий лес несколько лет назад устроил ведь сын дворецкого, верно? Я помню, как ты делала огромный амулет, чтобы он мог остаться дома. Они даже не держат собственных фей, поэтому всегда приглашают тебя и Кэт. Тогда откуда… откуда этот запах?

Тетушка закончила отскребать Джему волосы и плеснула ему на голову водой.

– Это сам дом, – коротко пояснила она. – Ты же слышала истории.

Не такой ответ хотела услышать Рози. Мысль о том, что нечто столь могущественное спит так неглубоко под поверхностью обыденного мира – каким бы изъеденным и истрепанным магией ни был этот обыденный мир, – что даже обычный человек, живущий с парой фей, может заметить его присутствие, изрядно ее обеспокоила. Не говоря уже о том, что ей постоянно казалось, будто оно вот-вот с ней заговорит.

Глянув на Рози, Тетушка отчасти угадала, что ее тревожит.

– Думай о нем как о своеобразном сторожевом псе, – предложила она. – Думай о Дротике.

Выразительное лицо Рози тут же расслабилось, когда перед ее внутренним взором торжественно двинулась процессия огромных сторожевых псов, украшенных башенками. Свои первые шаги она делала, цепляясь за хвост Дротика, пока Флора с Катрионой мыли тарелки и кружки и разговаривали. Хотя его темная шуба уже почти вся побелела от старости, он по-прежнему оставался грозой буйных пьяниц со всей Двуколки.

То, что началось с мелкого сбоя в работе слабенького амулета, дало начало приятной традиции. Пеони до сих пор почти каждый день приходила в кузницу в полдень с горячим обедом для себя и Рози прямо с домашнего очага или большой общественной печи, стоящей между трактиром и пекарней. Они с Рози и Нарлом ели вместе, или, скорее, они с Рози ели и разговаривали (Пеони с бóльшим сочувствием, чем Рози, относилась к некоторым из избалованных красавцев лорда Прена), а Нарл бродил вокруг кузницы и изучал то, что делал или собирался делать сегодня, на этой неделе или в будущем году. Нарл считал перерыв на обед пустой тратой времени (а горячую пищу в середине рабочего дня едва ли не чем-то непристойным).

Однажды Пеони описывала воротничок, который вышивала для Десси, чтобы та надела его на свадьбу Флоры, но осеклась и расхохоталась:

– Видела бы ты свое лицо, Рози. Ты скорее согласилась бы, чтобы тебя согнули в дугу, прожарили на огне и прибили гвоздями к конскому копыту, чем взяла в руки иголку, да?

– Да, – подтвердила Рози.

Тетушка с Катрионой научили ее в общих чертах, как подрубать ткань и штопать прорехи, но она ненавидела это занятие и, хотя и была слишком честной, чтобы пытаться от него отвертеться, нарочно портя собственную работу, вполне естественным образом справлялась с ним так плохо, что ей не поручали никакого шитья.

– Тебя просто не научили получать удовольствие от шитья. Вышивка очень полезна, – сообщила Пеони.

Рози время от времени впадала в мрачное настроение, поскольку ей казалось, что она слишком мало помогает Тетушке и Катрионе и те, вероятно, предпочли бы располагать ее временем и парой ловких рук, а не монетами, которые платил ей главный конюший Вудволда. Она решилась (хоть и без особой охоты) проверить, не искупит ли рукоделие прочих ее недостатков. И вот вечером, когда они остались вдвоем на кухне в доме Рози, Пеони достала несколько цветных ниток и лоскут жесткой ткани, предусмотрительно выбрав для начала спокойный синий цвет, и показала подруге два или три основных стежка.

Но пальцы Рози, едва сомкнувшись на иголке и ткани, переданной им для упражнений, запорхали над льняным лоскутом так, будто каждый из них обладал собственным разумом и с рождения учился командной работе. Иголка ныряла в ткань и выныривала, оставляя за собой изумительный след из ярких цветов и бабочек.

Пальцы добрались до края лоскута и развернули его, чтобы начать следующий ряд, но тут Рози резко отпрянула назад – так натягивает поводья всадник на понесшей лошади, – и квадратная тряпица упала на пол, увлекая за собой нитку и иголку. Рози спрятала ладони под мышки и, дрожа, ссутулилась на стуле. Пеони тем временем нагнулась, подобрала лоскут и бережно расправила его в руках.

– Рози, это же чудесно! – заметила она. – Когда ты научилась так вышивать? Мне казалось, ты говорила, что не умеешь вовсе.