Джек Вэнс - Лионесс: Мэдук

"Все может быть не так плохо, как ты себе представляешь".

"Может быть. Но все может быть и хуже, к сожалению! Мне не нравятся суровые нелюдимые субъекты. Предпочитаю разговорчивых и веселых людей, умеющих меня рассмешить".

"Хмф! — поднял брови Друн. — В этом отношении, надо полагать, меня ждет полный провал — так же, как и несчастного сэра Пеллинора, с его сварливой супругой и стайкой сопливых детей. Мне редко удается тебя рассмешить".

"Я уже смеюсь, если ты не заметил! Кроме того, иногда я тайком улыбаюсь, когда ты на меня не смотришь — или когда я просто про тебя думаю".

Друн заглянул в лицо собеседницы и сказал: "Не завидую бедняге, который в конце концов решится на тебе жениться. Ему придется постоянно следить за собой и нервничать".

"А вот и нет! — беззаботно отозвалась Мэдук. — Я его приручу — это не так трудно, достаточно втемяшить ему в голову несколько простых правил. Его будут регулярно кормить, а если он будет хорошо себя вести, я иногда буду с ним гулять. Ему будет запрещено храпеть, сморкаться в рукав, горланить песни, размахивая пивной кружкой, и держать в доме свору собак. Для того, чтобы заслужить мое благорасположение, ему придется изящно опускаться передо мной на одно колено и протягивать мне алую розу — или, может быть, букет фиалок — после чего, если он надлежащим образом попросит и если мне понравится тон его голоса, я позволю ему прикоснуться к кончикам моих пальцев".

"А потом?"

"Потом все будет зависеть от обстоятельств".

"Гм! — усомнился Друн. — Супруг, о котором ты мечтаешь — если я тебя правильно понимаю — должен быть человеком несколько наивным и бесхарактерным".

"О нет, не совсем и не всегда".

"В любом случае, он будет вести весьма любопытный образ жизни".

"Пожалуй, что так. Конечно, я еще не подвергала этот вопрос серьезному анализу, хотя уже решила, за кого выйду замуж, когда подойдет время".

"Я тоже знаю, на ком женюсь, — отозвался Друн. — У нее голубые глаза, светлые, как небо, и глубокие, как море, и рыжие волосы".

"Они скорее золотисто-медного оттенка, разве не так?"

"Именно так — и, хотя она еще очень молода, она становится все очаровательнее с каждой минутой, и я не знаю, сколько еще мне удастся сдерживать искушающие меня порывы".

Мэдук вопросительно взглянула на него: "Ты хотел бы меня поцеловать, просто чтобы попрактиковаться?"

"Несомненно", — Друн поцеловал ее, и некоторое время Мэдук сидела, положив голову ему на плечо. Помолчав, Друн сказал: "Ты все еще боишься Казмира?"

Мэдук вздохнула: "Да! Ужасно боюсь. Хотя иногда я о нем забываю".

Друн поднялся на ноги: "Он ничего тебе не сможет сделать, если ты не будешь выполнять его приказы".

"Я не буду его слушаться — это было бы глупо".

"Совет государей распущен, и мой отец собирается скоро уехать, чтобы не создавать затруднения для короля Одри. По сути дела, он собирается уехать как можно скорее, через час, чтобы воспользоваться отливом".

"Мне потребуется только несколько минут — нужно переодеться во что-нибудь подходящее и собрать в узелок несколько вещей".

"Пойдем, я провожу тебя до твоих комнат".

Друн отвел Мэдук в восточный флигель и расстался с ней у двери гостиной: "Я вернусь через десять минут. Помни: никого не впускай, кроме здешней горничной!"

Через десять минут, когда Друн вернулся в апартаменты Мэдук, горничная сообщила ему, что Мэдук только что увели три лионесских стражника.

Друн застонал: "Я говорил ей, чтобы она заперла дверь и никого не пускала!"

"Она так и сделала, но они прошли через дверь, ведущую в гостиную. Кайлас им открыла".

Друн побежал в вестибюль дворца. Казмира там не было; Эйлас и Одри тоже куда-то пропали.

Настойчивые расспросы позволили Друну, наконец, найти Эйласа, беседовавшего с Одри, в небольшой комнате рядом с вестибюлем.

Друн прервал их разговор: "Казмир увез Мэдук насильно! Она должна была ехать с нами, но теперь она пропала!"

Эйлас вскочил на ноги, лицо его исказилось от гнева: "Казмир выехал пять минут тому назад! Мы должны их догнать, пока они не переплыли устье! Одри, одолжите мне восемь резвых лошадей — сию же минуту!"

"Они в вашем распоряжении!"

Эйлас разослал гонцов к приехавшим вместе с ним рыцарям, приказывая им немедленно собраться у парадного входа.

Лошадей привели из конюшен; Эйлас, Друн и шесть тройских рыцарей вскочили в седла, развернули коней и поскакали сломя голову на юг по дороге к парому через Камбермунд. Далеко впереди иногда можно было видеть лионесский отряд, тоже скакавший тяжелым галопом.

Обернувшись к отцу, Друн кричал через плечо: "Мы не успеем! Они взойдут на паром и отплывут!"

"Сколько их?"

"Не могу разобрать. Слишком далеко!"

"Похоже, что их не больше, чем нас. Казмир не станет обороняться".

"Но ему не придется обороняться! Паром уже будет посередине устья!"

"Верно".

"Он ее станет пытать! — бушевал Друн. — Он отомстит ей самым ужасным образом!"

Эйлас коротко кивнул, но ничего не сказал.

Они видели, как отряд Казмира поднялся на утес, возвышавшийся над рекой, и скрылся за его хребтом, спускаясь к парому.

Через пять минут тройский отряд подъехал к краю обрыва, откуда можно было обозревать все устье реки. Пеньковый трос тянулся от каменной опоры неподалеку, спускаясь по диагонали над рекой к такой же опоре на другом берегу, под Зубчатым мысом. Паром, соединенный с тросом хомутом и шкивом, бегущим по тросу, перемещался благодаря наклону троса. Во время отлива паром тащило на юг; прилив относил паром на север. В полумиле к западу еще один наклонный трос спускался в обратном направлении, что позволяло парому пересекать Камбермунд в обоих направлениях, в зависимости от приливов и отливов.

Казмир и его отряд уже взошли на паром, и он только что отплыл от берега. Лионесские всадники спешились и привязывали лошадей к поручню. Неподвижный тонкий силуэт, закутанный в бурый плащ, свидетельствовал о присутствии Мэдук на пароме. По всей видимости, рот ее был перевязан шарфом или кляпом.

Друн в бессильном отчаянии смотрел вслед парому. Казмир обернулся к северному берегу и бесстрастно отвернулся.

"Их уже не догнать! — сказал Друн. — Когда мы переплывем устье на следующем пароме, они уже пересекут помперольскую границу".

"О нет! — внезапно встрепенувшись, воскликнул Эйлас. — Они от нас не уйдут!"

Пришпорив коня, Эйлас поскакал вдоль края обрыва к каменной опоре, крепившей пеньковый трос. Соскочив на землю и выхватив меч, он принялся рубить туго натянутый толстый трос. Жила за жилой, виток за витком, мощный трос распускался. Выскочив из будки, перевозчик стал лихорадочно размахивать руками и громко протестовать, но Эйлас не обращал на него внимания. Он рубил, он пилил, он резал; трос зазвенел и закрутился — оставшиеся волокна уже не выдерживали напряжение. Трос порвался — свободный конец, извиваясь, упал вдоль отвесного утеса и скрылся в воде. Паром лишился опоры, обеспечивавшей боковую тягу — его стало сносить по течению в открытое море. Трос с визгом скользнул по шкиву и сорвался.